Его отношение было таким, какого я ожидал от людей четыре года назад. А ведь только единицы демонстрировали что-то похожее! Профессор Нанда, например. У Посредников такие люди назывались «шовинистами» — перешло из сленга в терминологию. Редкая, но встречающаяся «отличительная особенность»: воспринимать как «жизнь» только то, что имеет кровь и плоть.

У шовинистов чаще случались проблемы непонимания с обслуживающими камиллами. В комнаты им всегда ставили специально обученных, которые умеют проявлять себя «не раздражающе». Эта же отметка не позволяла стать обладателем «подарков» типа Чарлика. При этом они могли получать почти все профессии, хотя в педагоги их брали неохотно. А вот в медики — никогда. И, разумеется, их не было среди программистов и посредников. Впрочем, проверять работу ИскИнов они умели едва ли не лучше остальных, так что они легко находили себе место в ОБ или ремонтных бригадах. Шовинистическое отношение обычно формировалось в раннем детстве плюс события, которые отпечатывались на психике. Кому-то удавалось изжить это, кто-то всю жизнь смотрел на «младших братьев» — и видел всего лишь инструмент.

Как и другие относительно безопасные фобии, шовинизм считался частью личной сферы. Информация о нём была открыта в основном специалистам, которым предстояло учитывать это обстоятельство. ИскИны тоже о ней знали.

— Я понимаю, — повторил я, наверное, в сотый раз.

— Надеюсь на это, — и он помахал играющим детям.

Делал он это свободной правой рукой, в то время как левая продолжала прикрывать рот.

— Времени у тебя немного — потрать его с пользой! И не воспринимай это как какую-то ненависть. Тебя не нужно было создавать. Ошибку совершили другие. Мы только исправляем её.

— Уверен, многие скажут вам «спасибо»! — мрачно пошутил я.

— Нет, — и он посмотрел на меня едва ли не с жалостью. — Смысл в том, чтобы никто не понял, за что говорить «спасибо». Никто и никогда. Это делается не ради благодарностей. Люди помогают друг другу не для этого. Может, ты успеешь понять, зачем всё. Ты же умный!

До ужина, обещанного распрекрасной Хлое, оставалось чуть больше часа, и я зашёл к себе в блок — как будто для того, чтобы подготовиться. Так оно и было, да только не об ужине я размышлял…

— Как прошёл твой день? — встретил меня Чарли, едва я переступил порог комнаты. — Всё хорошо? Или были проблемы? — и он пошевелил острыми ушами с кисточками на концах.

Свин не напоминал, что ему было скучно одному: сегодня я никак не мог взять его с собой, во всяком случае, днём. Но вечером другие правила, а что можно жаловаться на одиночество, я ему уже объяснил. Друзья имеют право и прямо-таки обязаны выражать своё недовольство, если что-то не так.

Под «одиночеством» мы оба понимали ситуацию, при которой свин сидит у меня в комнате без живого общения с людьми. Он мог подключиться к Сети, но что это меняет, когда рядом нет того, кто дорог? Для Чарли это было неправильно — всё-таки его создавали быть компаньоном, наперсником, другом! «Каково ему будет, если я…?»

— Ты возьмёшь меня на вечер?

— Извини… Сегодня никак.

Проигнорировав кресло, я опустился прямо на пол — давно этого не делал, но вдруг захотелось. Так было надёжнее — удобнее думать. Как же описать мои проблемы? И надо ли ими делиться с Чарликом? Он уже чувствовал, что что-то случилось. Беда в том, что и я не мог толком оценить создавшееся положение — куда уж малышу, который продолжает учиться! Впрочем, он уже не был таким малоопытным…

Жубер пообещал, что узнает, если я посмею рассказать всё Инфоцентру. Как и с неведомыми друзьями и угрозой, это могло быть блефом. Но представим, что так и есть.

Дня начала: как он узнает? Каким бы умным он ни был, но взломать центральный логос он бы не смог! Если он не мегагениальный программист, разумеется. Но программист-шовинист — это что-то совсем новенькое! Жубер из другой службы — из Отдела Безопасности. Он представляет алгоритмы действий ИскИнов, но не может повлиять. С другой стороны, зачем? Хватает того, что он знает о существующих технологиях и умеет с ними управляться.

«Ему и не нужно никого взламывать!» — я широко улыбнулся и посмотрел на Чарли, который заинтересованно смотрел на меня, вращая пружинистым хвостиком. Смотрел молча: «не мешать, когда я думаю», он тоже уже научился.

Жубер не программист. И сколько бы их там ни было, программистов среди них точно нет. Они применяют другие методы… Зачем взламывать логосы, если можно проверить активность коридорных камер, микрофонов и датчиков движения? Эти приборы — неотъемлемая часть камиллов, опекающих свой сектор коридора, а вот логосы подключаются туда лишь в случае необходимости. Скажем, когда им сбрасывают информацию о каком-то человеке, они сию же секунду проверяют его месторасположение. И чем заметнее этот человек, чем значительнее та роль, которую он играет, тем больше нагрузка на «глаза» и «уши».

Замерив «нулевую» активность нагрузки на средства слежения, легко ловить изменения — и сразу видеть, подключился ли логос, как именно это произошло и кого он стремится выследить. Для сотрудников Отдела Безопасности такая проверка — часть рутинной работы. Правда, так они присматривают за тем, как функционируют защитные системы. Кто будет беспокоиться о поведении логосов? Ну, так никому и в голову не придёт устроить шантаж, фактически, взяв в заложники целую станцию!

Конечно, я могу попросить, чтобы Инфоцентр ограничился Базой Данных и ни в коем случае не искал Жубера среди обитателей станции… Но у ИскИнов такие операции обязательны к выполнению. Они не могут отменить эту последовательность. Проверка «объекта» — это в первую очередь проверка безопасности для него. Как в старом добром КТРД, который не обмануть и не отключить, выполнение такого алгоритма абсолютно. Словно нервный импульс для человеческого организма…

«Вот что он имел в виду! Он не может узнать, что именно ИскИны собираются сделать, но всегда в курсе, когда и как интенсивно думают о нём. Если так, логосов лучше вообще в это не втягивать. Можно только представить, как они отреагируют на человека, угрожающего кого-то убить!»

Значит, я не могу воспользоваться и альтером тоже: любой разговор, не важно с кем, проходит через Инфоцентр. Упоминание имени, намёк на опасность — и сработает всё тот же алгоритм.

Три года посредничества не проходят бесследно: я не только разгадал эту часть замысла, но и сумел увидеть его красоту. Ловко он меня подловил! И можно бы прикинуться дурачком и рассказать всё Инфоцентру, но как докажешь, что я не знал о последствиях? Любая провокация чревата. И если я осознанно поставлю под угрозу чужую жизнь, Жубер тем более добьётся того, чего хотел — дискриминации «искусственных людей». Только цена будет другой…

«Логосов, значит, не трогаем», — подумал я, и тут под мои пальцы аккуратно подсунулся мохнатый бок. — «Логосов — нет, а вот камиллов — другое дело, ведь они действуют по другому принципу. Особенно те, кто не предназначен для наблюдений».

— Чуть не забыл… Чарли, ты мне не поможешь? Зайди-ка через себя в вашу Сеть и проверь список всех прибывших на предмет шовинизма, — попросил я, вытянув ноги и устало опершись спиной о ножку кресла.

Приноравливаясь ко мне, оно наполовину убралось в пол и аккуратно раздвинуло оставшуюся опору, в итоге приняв вид узкой спинки, торчащей из пола. Я ощущал кожей эти изменения, почти незаметные, но приятные, и думал о том, что у шовиков не бывает таких заботливых камиллов. Точнее, заботливость там в другом: не проявлять предусмотрительность, которая не указана в перечне задач.

— Виктор Жубер, первая степень, — сказал свин и, подойдя ещё поближе, прилёг рядом с моей правой рукой. — Я могу переслать тебе информацию.

— Не надо.

Не было ничего особенного в том, что я проверяю новичков, а что таким способом — ну, сойдёт за игру. Вечер трудного дня, впереди непростой ужин… Работа при этом никуда не делась.