— Спасибо, — улыбнулся я.

— Не благодари! — оборвал он, подходя к медленному полотну дорожек. — Я делал это не для того, чтобы ты мне «спасибо» говорил! Ну, дальше я сам.

— А давайте я вас всё-таки провожу, — предложил я, помог ему сделать шаг и сам стал рядом.

— И тебе тоже спасибо, — сказал он.

— Я делал это не для того, чтобы меня благодарили, — ответил я, цитируя его слова, и мы оба рассмеялись.

Это казалось неуместным: за спиной была Эвакуационная зона, на стенах и потолке — списки, но после этого немного нервного смеха мне стало гораздо легче, да и камрад Мэй посветлел лицом.

— Значит, мы оба рабы долга, — заметил он, глядя на обновлённый список.

Я тоже туда смотрел — и не находил знакомых имён.

— Типа того.

— Как роботы.

— Что?

— Ну, как ИскИны эти. Они же тоже не имеют особого выбора!

— Вы ошибаетесь, — возразил я с серьёзным видом. — У них тоже есть выбор. Примерно такой же, как у нас. Это у камней в космосе нет выбора. А у живых всегда есть.

Десять часов я занимался тем, что принимал спасённых. Прочитать профиль, аккуратно встретить, объяснить ситуацию, показать списки, принять реакцию, проводить до временного жилья и сдать на руки родственникам или друзьям — по пятнадцать-двадцать минут на каждого. Всего получилось девятнадцать человек, потому что двоим пришлось уделить особое внимание: одной девушке из Службы Дозора, которая хотела немедленно присоединиться к спасателям, и мужчине, который был ещё старше Томаса Мэя и раза в два упрямее.

Девятнадцать из двенадцати тысяч ста семи — очень мало. Точнее, из двенадцати тысяч пятидесяти восьми, за вычетом погибших.

За это время я успел сделать три коротких перерыва, и то лишь по настоянию врачей, поскольку совсем не чувствовал ни голода, ни усталости. И когда мне предложили пойти поспать, я лишь отмахнулся. Поэтому какой-то коварный спамер, лица которого я не видел (а может быть, это был камилл) вырубил меня инъекцией снотворного.

«Они не имеют права», — подумал я, ощутив укол, после которого веки стали удивительно тяжёлыми, а из тела как будто исчезли все кости, так что оно стало безвольным и мягким. Но я не чувствовал никакой злости, потому что они были правы.

Они хотели, чтобы я был здоров. Я хотел того же самого, но в отношении другого человека.

Когда я открыл глаза, то сразу подумал о том, что стало известно на шестом часу спасательных работ. И мне тут же захотелось ещё укол, чтобы снова заснуть. Надолго. Пока всё не кончится.

— Пошли, нас ждут, — сказал мне Хёугэн вместо «доброго утра».

Я лежал в общей спальне, сооружённой вблизи Эвакуационной зоны специально для «принимающих». Часть кроватей, разделённых невысокими ширмами, пустовала. Спящие были пристёгнуты — интересно, их тоже уложили насильно, как меня? Кое-кто просто валялся, приходя в себя после тяжёлой смены, или болтал с близкими через альтерную видеосвязь, и голографическими экранчики бабочками плясали вокруг улыбающегося лица.

С момента катастрофы прошли уже сутки. Я не знал, по каким критериям оценивать, но меня всерьёз впечатлила скорость спасительно-восстановительных работ. Видимо, сказался опыт Ниула Ярхо! Или главную роль сыграло общее желание покончить поскорее со всем — и начать жить, как раньше.

Три часа назад нашли последнего пострадавшего, два часа — закончили первичный ремонт, один — проверили Энергоцентр и системы двигателей. Станцию готовились снова запустить, чтобы вернуть силу тяжести… Обо всём этом я прочитал на экране, который загорелся перед моим лицом, едва я проснулся. Кроме новостей там были приветы от Фьюра, Тьюра, Юки и Брайна. Их мама тоже была в порядке. Ниул оставил мне стандартную благодарность — как и всем участникам эвакуационных работ, тут я не обольщался. А ещё на этом экране были показатели из медкапсулы, где лежала Зере.

— Я знаю, что девушка, с которой ты живёшь, пострадала, — сказал Хёугэн. — Если ты хочешь быть с ней, тебя освободят от участия в расследовании.

— В этом нет необходимости, — я сел на постели и почесал зудящую голову. — Подожди, я сейчас душ приму — и пойдём.

— Когда ты лежал в коме, она была с тобой, — зачем-то напомнил инспектор, но я ничего ему не ответил.

Похоже, мне потом надо будет сходить к терапевтам, потому что это явно было похоже на болезнь: сначала я боялся проверить её имя — теперь не мог подойти к телу в медкапсуле. Оправдывал себя тем, что она без сознания, и это на день как минимум… А на самом деле испытывал сильный страх. Знать бы ещё, перед чем…

Когда я встал, экран, проецируемый альтером, ушёл вправо и вниз, но остался висеть в доступной взгляду области. Я убрал всё, кроме экстренных новостей и Зере — и огляделся в поисках душевых кабин. Как и камеры для чистки комбо, они располагались рядом со спальнями. Временный «лагерь» был разбит только на время эвакуации, скоро его уберут… «А что здесь было раньше? — вдруг подумал я. — Спортзал? Административный блок? Или планетарий вроде того, в который однажды мы пришли вместе с Леди Кетаки?»

Но планетарий — это вряд ли. Скорее всего, что-то, относящее к отдыху или спорту. «Тильда-1» обладала почти неограниченными возможностями для внутренней перепланировки. «Мы могли бы выжить, даже если бы уцелел один сектор. Как в «Эльвире». А «Тильда» ещё посовременнее…»

Когда я вернулся, вымытый и посвежевший, инспектор сидел на освободившейся постели и задумчиво просматривал записи в своей допотопной электронной книжке.

— Что-то есть? — спросил я, становясь перед ним. — Ты что-то нарыл?

— Может быть, тебе лучше отстраниться от расследования? — с глубоким состраданием во взгляде он посмотрел на меня — чистого и с экраном-напоминалкой, болтающимся в районе подбородка.

— Отстрани меня, — предложил я и ухмыльнулся. — Сам. У тебя и повод есть: мой близкий тяжело ранен, и я могу быть неадекватен.

— Но ты же всё равно будешь искать? — печально улыбнулся он.

— Разумеется!

Тяжело вздохнув, он поднялся на ноги.

— Ну, пошли.

Помахав на прощание товарищам, я двинулся следом за инспектором, неловко переставляя надоевшие магнитные ботинки. Илая уже не было — наверное, сразу после свой смены он поспешил к Бидди. Его-то не нужно было уговаривать «подумать о себе»! А куда было спешить мне? В медблок Южного сектора? Я ведь даже лица её не смогу увидеть!..

Подумав об этом, я мысленно перенёсся в тот момент, когда узнал долгожданную правду — и возненавидел себя за мысли о «дурных новостях». Так и получилось: в ячейке, где была заперта Зере с подругой, возник пожар, потому что тильдиец из соседней «соты» запаниковал и попытался раскупориться. Неудачно. Погиб он сам, задохнулась подруга — и никто уже не мог оказать помощь, ведь камилл тоже был мёртв. А Зере… Голова пострадала больше всего, и лицевые ткани ей будут восстанавливать. И не только.

«Что если она не вспомнит меня?»

— Мы сейчас на Третью? — уточнил я, чтобы не думать о том, о чём было страшно думать.

Сначала мне делали операцию на голове, теперь Зере — как будто какое-то «проклятие»! Да какое проклятие?! «Нужно быть большим эгоистом, чтобы видеть в этом совпадении какой-то смысл! Она не одна пострадала…»

— В Информаторий, — инспектор ловко спрыгнул с дорожки — я едва поспел за ним.

Он тоже отработал своё на сортировке, но выглядел так, как будто это он отдыхал, а не я. И он отлично себя чувствовал в невесомости: ловко отталкиваясь от стен, плыл впереди меня, то вырываясь далеко вперёд, то беря паузу, чтобы дать мне время нагнать. Я же старался изо всех сил, но руки и ноги слушались плохо, и пару раз я вообще улетел в противоположную сторону. Однако Хёугэн ни разу не выразил недовольства и даже не попытался взять меня на буксир, что было бы унизительно.

— Надеюсь, мы не последние, — пробормотал я, ныряя в дверной проём Информатория.

Предпоследние: едва я опустился на своё кресло и пристегнулся, как присоединились ещё трое — и совещание началось.