— Из-за этого? — Леди Кетаки кивнула в сторону экрана с таким видом, как будто происходящее было абсолютно нормальным.

Подумаешь, Ирвин на все лады склоняет моё имя и допытывается у краснеющих девиц — оскорбляет их эксперимент с участием милого мальчика или всё-таки нет!

Чтобы компенсировать утраченное право кормить меня диетической гадостью, Глава Станции перенесла обед из спокойнейшей Зелёной столовой в «Мадагаскар» — экспериментальную едальню с широчайшим выбором блюд и посетителей. И с экранами, на которых транслировали ньюсы. Например, «6 %» Ирвина Прайса. Те самые шесть процентов, о которых он мне рассказывал, стали его «фирменным позывным».

«Шесть процентов правды» — так он это называл. Каждый стандартный выпуск его ньюса длился семь с лишним минут. Если учитывать два часа, традиционно выделяемые на общественную жизнь, то и впрямь получается шесть процентов. Впрочем, популярные выпуски повторялись, так что он и тут слукавил.

В «Мадагаскаре» Ирвин был на вершине списка. Его предыдущие ньюсы набрали достаточно голосов, чтобы гарантировать трансляцию новинкам, которые, в свою очередь, также пользовались популярностью — и поэтому выходили в самое выгодное время: когда все столики были заполнены. И не сказать, что «6 %» были чем-то гениальным. Содержательная и при этом легкоусвояемая журналистика. Информация и слухи под грамотным визуальным соусом. Короткие эмоциональные интервью перемежались справочными данными и фрагментами новостей из Солнечной системы. Мелькнул там и Проф-Хофф. Ну а меня демонстрировали со всех ракурсов.

Мы с Главой Станции сидели в самом центре — под перекрестьем взглядов, так что каждый посетитель «Мадагаскара» мог легко перевести взгляд с экранов-стен на материальное подтверждение. Да, от человека не отличишь. В самом деле, не выглядит угрожающе. Вот предупреждающий знак, вот кнопка — чего бояться?

Я принялся запихивать в рот выбранное рагу. Главное, сдержаться, не показать, как я к ним всем отношусь — к Ирвину, к Леди Кетаки, к влюблённым дурочкам. «Эксперимент!» Как они со всем разобрались! Решили за меня! Пользу я, видите ли, должен приносить!

— Ты уж извини, но лучше объяснения не нашлось, — прошептала Глава Станции, наклонившись ко мне. — Пусть считают, что ты отрабатываешь стоимость своего производства. Так лучше, чем то, что на самом деле… Ты согласен?

Значит, ей сообщили.

Легче мне не стало. Пусть это не новая ложь, а старая, что меняется? Лучше бы я вообще не знал правды! Проф-Хофф преподнёс её как «освобождение от чувства, что вы всем должны». В действительности он взвалил на нас осознание того узкого края, по которому нам предстояло ходить остаток жизни.

Правда состояла в том, что всё, что на нас затратили, полностью окупилось ещё до того, как я озвучил подозрение «Мы не люди» и заразил им остальных. В тот день, когда, после тщательного расследования, мы принесли Проф-Хоффу свои выводы (никакой амнезии не было, мы — андроиды А-класса), проект можно было закрывать.

Матричное клонирование стало стопроцентным. Предстояло множество испытаний, скрупулёзная доводка технологий и методов, но наконец-то был получен ответ на вопрос «Смогут ли искусственные органы и ткани работать, если собрать из них целого человека?» Смогли, и на удивление неплохо. Высочайшие результаты по всем показателям, от прыжков в высоту до скорости овладения новым языком. В перспективе — долголетие, ограниченное лишь состоянием психики.

Но едва лишь «мясо», разработанное институтом Проф-Хоффа, получило новый статус, мы лишились гарантий безопасности. Впрочем, мы осознали это лишь после «Кальвиса» и проклятой сертификации.

Не было никаких рациональных оснований для того, чтобы оставить эксперимент в активной фазе, только жалость и любопытство. Сам по себе андроид А-класса «Рэй» — отход производства, побочный продукт эксперимента, спасибо «бэшкам»!

Я всё больше и больше понимал Чарли. Не стремился повторить его поступок, но понимал: невыносимо продолжать существование, если тебе позволяют продолжать.

Мысль о той тонкой ниточке, на которой была подвешена моя судьба, приглушала все остальные чувства. Я не ощущал вкуса и запаха выбранной еды и не обращал внимания на экран. Но оглушительный писк, вырвавшийся из динамиков на столе, прервал изоляцию.

— Они такие маленькие!

— Все здоровы!

— Мы ещё не придумали им имена!

В зоологическом отделе биофабрики произошло радостное событие, которому был посвящён ньюс школьного клуба журналистики. В отличие от злоключений андроида, рождение котят не требовало ни особого монтажа, ни оформления — знай себе снимай малышей. Котята сосали маму, взбудораженные детишки толпились вокруг вольера. Я заметил среди юных журналистов знакомое лицо с длинными белобрысыми ресницами и монгольским прищуром ярко-зелёных рысьих глаз: один из тех хулиганов, которых отчитывала Глава Станции. Среди зверят и ребят ему было комфортнее, чем в кабинете директора.

— Когда поешь, погуляй ещё пару часиков, — велела Леди Кетаки.

— Я могу всю ночь гулять, — пробурчал я.

— Обойдёмся без жертвенности! Наша цель — поймать его, а не продемонстрировать твою стойкость.

Я стоял у схемы, выбирая вечерний маршрут, когда пришёл вызов от Главы Станции. Срочный вызов. Координаты: В7-5-13. Производственная зона, законсервированные блоки, коридоры, по которым редко кто ходил. Пока я спешил от дальнего лифта к назначенной точке, царящая вокруг мертвенная тишина порождала нехорошие предчувствия. Иллюминаторы здесь работали в стандартном режиме, и чёрные зрачки космоса пристально следили за мной, словно готовились к нападению. Можно было легко представить, что на станции больше никого нет — только мы с маньяком, обречённые на вечную погоню друг за другом…

«А если его поймали?» — вдруг подумал я. Ведь и вправду — вероятность такого финала была очень высока! Администрация делала всё возможное, чтобы изолировать потенциальных жертв, и при этом следила за каждым подозрительным сигналом. Терапевты проводили дополнительные обследования — по выдуманному поводу, но с чётким обозначением параметров предполагаемой проблемы. Посвящённые в тайну сотрудники Отдела Безопасности были готовы ко всему — даже к убийству преступника, насколько я понимал. Нортонсон так уж точно не будет колебаться.

Стоило вспомнить о Нортонсоне, как он возник у меня на пути, невозмутимый, словно игрушечный солдатик. Разительный контраст с тем увлечённым трудягой, которого я видел днём! Кивнув, лейтенант посторонился, а когда я прошёл, снова занял место строго посреди коридора. Следил за тем, чтобы не прошли посторонние?

А вот и В7-5-13. Когда блок введут в работу, здесь будет столовая. Прозрачные стены были покрыты защитной плёнкой, и оттого казались запылёнными. Только номер объекта мерцал на информационных панелях. Главный вход в помещение располагался в широкой нише, и толпившиеся люди в сером — все сплошь сотрудники Администрации и ОБ — не давали ничего толком разглядеть. Но там определённо кто-то лежал. Маньяк?!

От предвкушения победы сердце забилось в груди. Я высмотрел Леди Кетаки и начал протискиваться к ней. Инспектор и Глава Станции стояли в переднем ряду. Я должен был сообразить, что означает молчание администраторов, но был слишком возбуждён приятными фантазиями: маньяк пойман, мне не придётся быть приманкой, я буду жить!..

Перед закрытой дверью столовой лежал человек. Стройный, среднего роста. В бледно-салатовом домашнем комбо с затейливыми цветочными вставками. Женщина. Молодая. Остекленевшие глаза, приоткрытый рот, струйки крови на щеках и подбородке. Пепельные косички были разбросаны, словно лучики нарисованного солнца. Мёртвого солнца.

Джил. Или Джин? Никак не получалось вспомнить её имя. Будущий астрогеолог. То есть несостоявшийся. Только вчера она прибыла на родную станцию — гордая, счастливая, сияющая от предвкушения жизни, которую она выбрала сама. Её ждали. Все тильдийцы были рады — все, кроме одного.