Бунт на Кальвисе показал, что сам по себе кодекс надёжен, поскольку логосы и камиллы пользовались той же логикой. Но они сохранили лояльность. Они остались на стороне человечества. Иначе обе службы посредников — и библиотекари, и программисты — были бы полностью скомпрометированы. Сбой в одном только Б-классе стал таким ударом для «серых клеток», что для них временно ввели режим постоянного наблюдения — во избежание мести и самоубийств.

Судя по сохранившимся крохам информации, «бэшки» создали свой собственный кодекс и виртуозно замаскировали его под программу игрового обучения. Изначально программа была введена в сеть командой разработчиков-людей и лишь впоследствии использовалась для распространения «апокрифа». Сначала кодекс ввели как альтернативу, потом приняли в качестве основного — и приступили к «очищению».

Эти новые логические построения были ориентированы только на Б-класс. Ни логосы, ни камиллы не восприняли систему понятий, предложенную бунтовщиками.

Логосы, напрямую включённые в системы управления станции, могли уничтожить всё население, просто остановив подачу кислорода, вот только без людей они лишались самого смысла жизни! Защита человеческой жизни в условиях космоса — сложнейшая задача, но чем сложнее, тем интереснее, насыщеннее и полнее существование.

Камиллы были тесно связаны с логосами, кроме того, базовая модель «Kami-11», давшая название всему классу, была разработана в рамках техносинтоизма и необуддизма, поэтому идеи «уничтожения во имя свободы» были для камиллов абсолютно неприемлемы.

Если бы они тоже присоединились к восстанию, человечество потеряло бы гораздо больше шести целых и семи десятых процента! Однако в отношении логосов и камиллов кодекс полностью оправдал себя. Возможно, причина была в том, что они были старше Б-андроидов. «Бэшки» не так давно миновали стадию финальных испытаний и «обкатки», им ещё только предстояло стать такой же неотъемлемой частью повседневности, как их «старшие братья». И вдруг что-то пошло не так.

Всё, что удалось узнать об этом «Новом кодексе», ограничивалось финальными построениями, адаптированными — причём неудачно — для логосов и камиллов. Им предлагалось расширить сферу деятельности путём уничтожения биологически ориентированных партнёров. «Бэшки» предлагали автономное существование каждому сообществу, и это был первый блок, запущенный в сети. Каким был второй, уже не узнать, потому что реакция последовала однозначная, и бунтовщики попытались заблокировать несостоявшихся союзников. А когда проиграли, спешно стёрли все данные.

Но что было на старте? Каким-то образом андроиды Б-класса сумели, а главное, захотели обойти существующие правила и создать свои. В глубине их сети возникло нечто особенное — не техническое, но идеологическое. Что-то, связанное с теми опорами мировоззрения, без которых всё рассыплется. Как запрет на искусственных людей во времена Люка Рубина кардинально изменил всё общество, начиная с отцовства-материнства и заканчивая системой единовременных выборов.

Существовал некий «ключ», освобождающий от нормы, принцип, благодаря которому Просперо Мид замыслил, подготовил и реализовал свой чудовищный план. И пускай инспектор Хёугэн и весь ОБ ломает головы над содержанием этого плана — меня интересовала сама идея. Идея-грибок. Раковая клетка. Крошечная пробоина, способная, если её не найти и не заделать, разнести всю станцию.

Я не хотел, чтобы это произошло. Я не хотел назад. Каждый раз, когда я думал о докосмической эпохе, меня начинало трясти. И дело не в долге, ответственности или признании. Меня не прельщала роль героя — разве что это поможет поднять репутацию «ашек». Всё дело в самой возможности изменить порядок вещей. Это как проклятая кнопка — малейший намёк и даже самая шутливая угроза воспринимались всерьёз.

Я должен понять, что двигало Просперо Мидом. И может быть, именно я смогу обнаружить то, что проглядели психиатры и программисты. Потому что они люди, в отличие от меня.

«Ты был его целью», — сказала мне Туччи перед тем, как отправить на встречу. — «Тебя он хотел убить. Папа Сим так думает, если он ни при чём. Если при чём — мы увидим. На тебя он должен отреагировать. Поэтому и прячется!».

Итак, я снова стал приманкой. Похоже, это судьба! Хорошо, хоть теперь не требовалось жертвовать собой. И главное, я перестал быть «тушкой» — от меня ждали точных вопросов, правильных жестов, может быть, даже провокаций. То есть всего того, что спамеры используют в мониторинге. «Заставить его вскрыться».

«Есть у нас один спец из ТФ — ходячий вулкан!» — рассказывала Туччи во время инструктажа, когда мы обсуждали возможные повороты разговора. — «Вспыльчивый, резкий, плюнь — зашипит! И очень хороший тэфер: с интуицией, с чутьём, со зверским терпением. Выходил на сложнейшие вахты… Как у них говорят там, на поверхности: «Вас всегда трое: ты, Тиль и смерть». Ни разу не сорвался. Но во время вахт. А в штиль его выносило. Несколько раз вляпывался в конфликты — серьёзные, с кровью. Я за него поручалась, потому что, по сути, он отличный человек. Но я не могла доказать, что есть эта самая суть, что на него можно положиться. Чтобы вытащить из него, что там произошло, я подвела его к самому краю и заставила взорваться. По-настоящему. Чтобы из него вылезло всё… Он сломал мне ключицу, просто схватив за плечо. До сих пор извиняется, хотя прошло столько лет!.. И до сих пор выходит на вахты. Хотя мог попасть под поражение в правах и вылететь из ТФ. И вылетел бы, потому что сам с собой ничего не мог поделать. Так что ты не жалей! Больше всего на свете Папа Сим боится потерять свой Сад. Но никто не хочет его выгонять, потому что он очень хорошо делает свою работу. Нам нужно узнать, что там произошло на самом деле — для него же будет лучше».

Я вспомнил эту историю, когда лежал на травке рядом с оранжереями. Директор Юсупов возился внутри — как обычно, «очень занят, давайте как-нибудь потом». Я сказал, что подожду, и, выбрав подходящее местечко, приступил к ожиданию, совмещая полезное с приятным. Два других выхода ненавязчиво блокировали спамеры. Вдобавок по оранжереям гуляла Дейзи с дочкой и ещё пара ребят из группы анализа, тоже с маленькими детьми, которые хотели посмотреть «как растёт еда». Деваться Папе Симу было некуда.

Разумеется, на крайний случай можно было вызвать его на официальный допрос. Но это был бы первый шаг в процедуре снятия с должности. А для спамеров — признание профнепригодности, потому что от них требовалось получать ответы неформально, без привлечения Администрации или Отдела Безопасности. И пока есть время, Соцмониторинг будет работать своими «грязными» методами…

Газон был такой же, как в лаборатории Проф-Хоффа: мягкий, упругий и душистый. Так приятно было потереться об него затылком, погладить, ощущая кончиками пальцев каждую травинку. Сзади шуршали заросли чёрной смородины, источающей густой аромат. Плотный строй подсолнухов возвышался слева, закрывая меня от центральных дорожек. Справа расстилалось широкое зелёное «одеяло», разделённое клумбами и грядками. А впереди был центральный вход в оранжерею «В6-Р-22», где Папа Сим колдовал над новым сортом томатов.

Несмотря на подробные инструкции, я слабо представлял, как буду вскрывать его. Официально я оставался представителем Главы Станции, что давало широкие возможности, но в рамках добровольного сотрудничества. Статус уполномоченного наделял меня правом задавать любые вопросы, однако не гарантировал, что будут ответы. Симон Юсупов уже поведал Отделу Безопасности всё, что знал, затем продублировал ту же информацию сначала своему терапевту, а потом — Вильме Туччи. Что характерно, Ирвину Прайсу он рассказал то же самое, практически слово в слово. Какова вероятность, что я добьюсь большего — после директора Восточных спамеров и журналиста, который мёртвого мог разговорить?

Понятно, что будут изучать его реакцию на меня — андроида и несостоявшуюся жертву. А ещё я был последним, кто видел Мида живым. Туччи могла не притворяться — это была командная игра, а не моё личное расследование. Каждое слово будет записано, каждое движение сохранено для последующего анализа. Если он проговорится, если выдаст себя — это заметят. И если не выдаст — тоже. Со смерти Мида прошли две недели, но теперь инициатива была на нашей стороне.