«Она ему рассказала, — понял я. — Сама пришла… Вот же дрянь!»

— Я совершил большую ошибку в отношении камрада Зив, — объяснил я, осторожно подбирая слова. — Существовал социальный инструмент воздействия на неё…

— А почему ты его не применил? — опять перебила Аямэ. — Пожалел?

— Жалость тут ни при чём. В тот момент я… как бы получше сказать… не совсем осознавал свои права. Но если бы она предприняла такое против кого-нибудь ещё… Мне кажется, она это понимала — то, что для другого я не буду колебаться.

— Очень интересно, — усмехнулся Саласар. — А Наной Фицджеральд ты не встречался? Она ведь тоже теперь тэфер!

— Да. И поэтому нет смысла пережёвывать прошлое и пытаться встретиться… Я вообще о ней не думал, пока ты не спросил!

— То есть ты предпочитаешь прощать? — прищурилась Аямэ.

— Я не выбираю. Я просто прощаю. Извини, не могу объяснить это понятнее. Но это не предпочтение!..

С трудом, но Саласар всё-таки вывернул разговор на заявленную тему передачи, и остаток часа Окман рассказывала о том, как её подопечные определяются с выбором профессии, и как важно помочь услышать свои желания. В стереотипах и примерах недостатка нет, и легко спутать «популярное» и «своё», а у людей подросткового возраста постоянно возникают проблемы с критичностью.

Я послушно исполнял роль «образца», которые перепробовал многое. Что касается Аямэ, то она больше никого не перебивала и вообще отделывалась короткими репликами. Её роль «человека одной профессии» в этом и состояла — и мне было странно, что пригласили именно её, Квартера! Или это старт предвыборной кампании? Очень даже может быть: она собирается баллотироваться, и самое время начинать!

Когда после передачи я выловил её в коридоре, я об этом и спросил:

— Ты ведь будешь баллотироваться? На Главу Станции?

Холодным взглядом она окинула меня с ног до головы — и жестом отослала прочь двух секретарей, который её сопровождали.

— Сначала — на Квартера.

— Ну, да, конечно… У тебя высокие шансы, я знаю! Думаю, ты победишь и там, и там. И думаю, ты знаешь об этом.

Она продолжала смотреть на меня, не меняя выражения лица: ждала, к чему я приведу. А может быть, догадывалась, к чему.

— Как ты поступишь с камрадами Кетаки и Туччи?

Она приподняла бровь, изображая удивление.

— Я никак не поступлю. Не я решаю их судьбу, а экспертный совет. А на него повлиять невозможно!

— Да, конечно. Но ты же…

— Я вижу картину шире, чем ты, — перебила она. — Для меня Кетаки — это просто пример, один из многих примеров того, что бывает, если проявлять мягкость. Ты пострадал больше всех? И хорошо, что только ты, потому что могли пострадать все!

Попытка возразить ни к чему не привела — она не давала и рта открыть!

— Я родилась на «Тильде», — продолжала Аямэ поставленным голосом. — Это не делает меня чем-то лучше тех, кто прилетел сюда год или три или тринадцать лет назад! Но это влияет на моё отношение к станции и живущим здесь людям. Я не просто так вернулась сюда после учёбы! И я не могу относиться к своей работе как просто к выполнению служебных обязанностей. Для меня «Тильда» не одна из множества станций, а дом, родной дом! И хочу, чтоб он стал таким для каждого, кто живёт здесь! Я хочу, чтоб у граждан нашей станции никогда не возникало ни малейшей мысли о переезде! А чтобы это случилось, чтобы «Тильда» была именно домом, а не временным жилищем, здесь должен быть порядок.

Она перевела дыхание, но я молчал, потому что говорить тут было бессмысленно.

— Порядок невозможен без жёсткости, потому что соблюдение законов очень часто идёт вразрез с личными желаниями. И особенно это касается тех, кто ставит свои желания выше законов. И для таких людей не бывает вторых шансов. Бессмысленно возлагать на них свои надежды, потому что такие люди будут, так сказать, ошибаться снова и снова. И это не только подростки, которые пользуется мягкостью своих воспитателей — к сожалению, в своём нынешнем состоянии профессиональный кодекс допускает, что люди, доказавшие свою несостоятельность, могут через определённое время занимать административные должности. Я знаю несколько рецидивистов, которые, однако, продолжают работать в качестве директоров своих направлений. Конечно, у них есть шарм, и они очень интересные люди, по-своему полезные, но задумайтесь, какой пример они подают подрастающему поколению!.. Вот какое направление остаётся без внимания, и, на мой взгляд, здесь кроется корень всех бед. Мы должны соблюдать порядок. Мы единственный источник порядка в этой части вселенной! И я буду соблюдать этот порядок, чего бы это ни стоило!

До вечера я думал, что делать.

Впрочем, это не совсем так: я знал, как поступить, стоило мне удостовериться в намерениях Аямэ. И даже последствия — для меня лично, если я сделаю то, что должен сделать — были понятны в ту же минуту. Так о чём же я размышлял до вечера?

Ничто не мешало попрощаться с Юки и Брайном — и сесть на ближайший катер. Я был уверен, что стоит мне отметиться об окончании командировки, как меня будет ждать транспорт с Рейнером на борту. И потом можно совершенно спокойно заниматься камиллами. И не важно, что будет на станции!

Но я сильно сомневался, что реформы, задуманные Аямэ, ограничатся «Тильдой-1». Идея была в том, чтобы ужесточить наказания, верно? Для всех. Убрать «фактор неопределённости» и закончить «игры в прощение». Это значило, что все, кто оступился, будут наказаны как следует, без «вторых шансов».

Вряд ли Рейнер сильно расстроится, лишившись своего поста, и вряд ли генерал Телжан будет плакать, расставшись с плашкой… Но они были на своих местах. И не нужно было ничего менять в этом направлении, да и в других тоже!

Так считал я. А что думал временный Глава?

Нужно было «всего лишь» пойти к нему и попросить поступить поперёк всех принципов и привычек. Фактически, он должен будет полностью поменять свою жизнь — ради моих преставлений о том, как правильно? Как-то не очень хорошо это выглядело…

Хуже всего, я сомневался в его объективности. Он честно признался, что неравнодушен ко мне, и это «его проблема». Теперь я понимал, что это значило. Конечно, ни о какой плате и речи не было (вообще, подумав об этом, я сначала покраснел, а потом побледнел — СПМ и цензура сильно меня испортили!) Но всё равно чувства ко мне могли влиять на его решение — игнорировать вероятность этого было тем более неприлично.

«Загребать жар чужими руками» — вот как это называлось, вспомнил я старую пословицу. Ну, вот теперь я действительно понимал, то она значит!

Однако попробовать стоило. Просто обозначить своё предложение — и пусть он выбирает. И я знал, с чего начать.

— Можно спросить вас о кое-чём? Это важно, — добавил я, поздоровавшись.

Временный Глава ничем не выдал своего удивления, а ведь мы виделись и общались только в день моего возвращения на станцию, и потом лишь раз, когда он уточнял, что задержусь. Ну, ещё было «официальное извинение». И вот через два месяца мы увиделись снова, и теперь уже по моей инициативе.

— Спрашивай, — разрешил он, выключая настольные экраны и откидываясь на спинку кресла.

— Ты знаешь о проблеме «А-М-112»?

— Да, — кивнул он и добавил, предупреждая мой следующий вопрос:

— Знаю с самого начала. Я был среди тех, кто голосовал.

— Я могу узнать, как?

Он помолчал немного, как будто вспоминал.

— Сначала за сохранение секретности… Голосование проводилось каждый месяц. И после каждого случая тоже.

— И ты голосовал «за» секретность, — уточнил я.

— Да. До того, как погиб Когоут. После этого было три голосования, и я был «против».

— А… я?

— Ты имеешь в виду, идея привести кого-нибудь вроде тебя? — он усмехнулся. — Хорошая идеи! Я был «за».

— Но насчёт секретности ты был «против»? То есть ты считаешь это плохой идеей?

— Я считаю, что это был выбор из двух зол, — и временный Глава внимательно посмотрел на меня, как будто моя реакция на его ответ значила очень много. — Тогда это выглядело так. А теперь я считаю, что Мид хотел именно паники. И камрад Кетаки поступила наилучшим образом. Хотя тогда это выглядело иначе… Рэй, зачем ты пришёл?