— Как-то это слишком просто, — проворчал Хёугэн.

— Самое трудное уже сделано, — напомнил Туччи. — Мальчиков услышали. Их восприняли всерьёз. К ним отнеслись с уважением. Вы думаете, они сами не сомневаются в своей теории? Перечтите их послание! Они прямо-таки умоляют, чтобы их переубедили! Они не хотят жить в мире, полном лжи. Нормальная, естественная потребность. Они запутались, мы, соответственно, распутаем. Вы думаете, это самая фантастическая теория, которую выдумывали подростки? — он басовито рассмеялся. — А вы сами помните, что было в вашей голове, когда вам было тринадцать лет? Я помню, что было в моей, потому что всякий раз, когда меня озадачивали мои ученики, я открывал своё архивное дело и напоминал себе…

Он не договорил: главная дверь «В1-Б-9» распахнулась — и я увидел знакомую рыжую гриву. Дозорная, активистка и мать троих детей Ирма Кейн стояла на пороге, и глаза у неё горели недобрым.

— Простите за вторжение, — извинилась она. — Он нам нужен. Прямо сейчас. Пошли Рэй, пора брать ответственность за свои слова, поступки и своих друзей!

В коридоре я наконец-то увидел человека, о котором задумывался всякий раз, когда сталкивался с Ирмой.

Как должен выглядеть семейный партнёр огненнокудрой мадонны с характером боевого тарана? «Папаня» был ниже супруги, полнее, гораздо экономнее в движениях и проявлении чувств и вообще на первый взгляд казался тенью. Плотной, устойчивой, тяжёлой тенью, которую с места не сдвинешь. Поглядывал на Ирму с трогательной смесью терпения и любви, аккуратно придерживая детей. Младший висел у него на животе — спал, причмокивая. Двоё других, голубоглазые черноволосые чертенята-близнецы, пытались вскарабкаться родителю на спину.

— Давай я их заберу, — предложила Ирма.

— Нет, — он кивнул мне вместо приветствия и снова обратился к ней:

— Мы тебя проводили. Достаточно. Бобка проснётся, есть захочет, я звякну.

— И куда мне бежать?

— Почему сразу бежать? Мы в Воскресной посидим. На рыбках. Три минуты от вашего сборища.

— Хоть одного мне отдай, — жалобно попросила она. — Пожалуйста!

— Нечего им там делать, — он ловко перехватил старших под мышки, усадил в няню и направился в сторону лифтов.

Камилл-няня, раскрашенный во все цвета радуги, медленно катился рядом, придерживая детишек плюшевыми лапами. Он выглядел таким уютным, что я бы и сам не отказался в нём проехаться.

Детишки махали маме и широко улыбались, демонстрируя неполный комплект зубов.

— А может, так даже лучше… — пробормотала Ирма, глядя вслед семье. — Ладно. Пошли.

— Куда?

— Куда-куда… На заседание гражданского совета.

— Почему так внезапно?

Она хмыкнула — будто пар выпустила.

— Потому что это экстренное заседание. У нас беда. Из-за того, что ты не сделал то, что тебя просили сделать.

Пары секунд понадобилось, чтобы понять. Жалоба, верно. Если бы я тогда написал жалобу на «поклонниц»… Но я не написал. Замотался, забегался и вообще пожалел их. Не захотел раздувать конфликт! И вот теперь оно само раздулось.

— Подписался бы на тему — получал бы новости, — ворчала Ирма, пока мы шли к залу, где заседал гражданский совет. — Но ты же сам решил разобраться, да? Как другие? Вот, пожалуйста, разобрался!

Ядвига Зив (девушка с бирюзовыми кудряшками — правда, теперь она их перекрасила в фиолетовый) обвиняла Генриха Нортонсона в «навязывании сексуальных отношений второй степени». По её словам, лейтенант несколько дней оказывал ей знаки внимания, потом пообещал «разделённое сексуальное партнёрство», ну, и «навязал» кое-что, но потом испугался и заявил, что ничего такого не было. И она написала на общий форум в раздел жалоб: попросила у сообщества защиты, ведь её обидели, обманулись, надсмеялись и вообще оскорбили. Сделала в точности то, что должен был сделать я!

— Что ему грозит?

— А что у него уже есть — тебе не интересно?

Опустив голову, я шёл рядом и не смотрел по сторонам. Хотя должен был: в Центральной зоне было полно моих знакомых и просто людей, с которыми следовало бы здороваться при встрече!

— Я понимаю, что ему плохо… — промямлил я и покосился на свою спутницу.

Ноздри у неё раздулись — Ирма была похожа на древнегреческую фурию.

— Не понимаешь!

— Подожди, я…

— Что тебе стоило написать?! — она сжала кулаки. — Тогда, заранее… Чтобы они и близко не смели подойти! Он же твой друг!

— Генрих? Да, наверное…

— Наверное! — передразнила она. — Они же не дуры — надо было слушать!

— И что теперь?

— Я же говорю — гражданский совет. Будем к суду готовиться. Попробуем их самих осудить!

Она не шутила — как и остальные активисты, встретившие меня неласковыми дежурными улыбками. Если бы я своевременно оставил жалобу, у них было бы больше оснований для инициации процесса против «поклонниц». Пока что опираться было не на что: сообщения о случаях сталкерства и фотографии, балансирующие на грани допустимого — маловато для ответного иска. А ещё отчёты спамеров и выписки из медицинских карт: четверо из семи «жертв» обращались к терапевтам. Один перевёлся в тэферы.

— Всегда можно трактовать это как неудачную шутку, — заявила Таня — одна из немногих, кого я здесь знал. — Если они вывернутся, камраду Нортонсону уже никто не поможет!

Гражданский совет составляли тильдийцы «внутренних» профессий: ни одного профсоюзного представителя, и я оказался единственным сотрудником Администрации. Преобладали домашние комбо, от чего зал собраний походил на партер в театре. Тёмные панели стен способствовали впечатлению.

В отличие от «В1-Б-9», здесь были только скамьи и узкие рабочие столешницы, а на «сцену» транслировались рабочие материалы, публичные чаты и статистика, то есть практически то же самое, что было при заседании Администрации. Вот только иерархии здесь не наблюдалось: все решало голосование.

Совет составляли родители, Дозорные, социальные работники — как раз те, кому и полагалось решать подобные повседневные проблемы. Тоже наследники Алисии Вон, выросшие на идеях Люка Рубина и твёрдо уверенные, что кроме них, никто не сможет организовать жизнь достойным образом.

Стоило мне подумать о том, что входит в этот «достойный образ», как я вспомнил ещё одного исторического деятеля.

Зенэйс Ёсимото — надо будет обсудить её личность с командой. По времени вполне подходит. Она жила как раз перед началом «подготовительного» периода, когда смутные очертания вероятного будущего были скрыты за чёткими картинами мирового кризиса — Последнего кризиса, как оказалось. Впрочем, он и воспринимался как «последний» перед всеобщей катастрофой.

Тогда процент автоматизации был чудовищно высок. Компьютерные ИскИны, предтечи логосов, были существенно вовлечены в повседневную жизнь и контролировали многие общественные процессы. Особенно те, что были связаны с нарушением законов. Но долгое время это были разрозненные сети сбора и обработки информации. Именно несовершенство алгоритмов, отделяющих нарушителей от законопослушных граждан, мешало дать им больше власти.

Совершенствование технологий не помогло. Чтобы сделать автоматический контроль всеобщим, вернулись к самому началу: к когнитивности. И тогда-то на сцене появилась Зенэйс Ёсимото, чьей первой профессией была социальная психология, а второй — программирование. Специально под готовящийся законопроект, вводимый сразу в нескольких странах, она свела все варианты межличностных отношений и описала их таким образом, что можно было использовать в камерах наблюдения.

Ничего революционного: она просто использовала наработки своих коллег, и сделала то, что можно было бы сделать уже давно. Но никто не решался — страшили последствия. Ёсимото не испугалась. Она научила ИскИнов делать выводы из поведения людей — примерно то же самое, что делали дорожные регистраторы. Только вместо превышения скорости при управлении транспортом или стоянки в неположенном месте камеры фиксировали, например, сексуальное домогательство. В любой его форме. Или проявления агрессии. Или оскорбление.