Я стал полноправным тильдийцем, своим, нужным и отнюдь не лишним. Может быть, чуть позже, чем остальные переселенцы, но Рэй, который сходил с «Рима», и Рэй, который стоял в кругу хохочущих друзей и рассказывал мускулистому Эрику Уистлеру, каково быть моделью, — это были два совершенно разных человека. Главное отличие состояло в том, что я перестал чувствовать вину и обиду. Мне нечего было стыдиться, и даже кнопка (спасибо Бидди) уже не нервировала так, как раньше.

Во время перевода в спецотдел я не успел ни с кем попрощаться, потому что боялся вновь попасть в травмирующую ситуацию. Как будто ожидал, что опять произойдёт что-то непоправимое… Но теперь — другое дело! И призрак того прощания больше не мучил. Если бы Чарли был жив, он бы порадовался за меня. Ну, Проф-Хофф точно будет доволен: в итоге я сумел социализироваться. Сам, без какой-либо специальной поддержки, я сумел завязать отношения с самыми разными людьми. И даже научился расставаться.

Вот только расстояние не играло особой роли: происходило более значимое перемещение. И мои новые друзья понятия не имели, как сильно мне придётся отдалиться от них. Пока я был спамером-скво с невысокой квалификацией, я, в самом деле, мало за что отвечал. Помощник Главы Станции… Отношение совсем другое — более уважительнее, как минимум. А теперь добавим сюда «преступника».

Кстати, как именно получится добавить? Как в атмосфере дружбы, любви и доверия организовать преступление, которого мне не простят? Ведь нужно не просто попасть под суд — надо ещё «закрыться» от всех тех, кто будет защищать меня!

И каким должно быть такое преступление? Каким оно может быть?

Если хорошенько разобраться, «самых главных» вопросов было два. Даже три.

Первый мне помогла «снять» Вильма Туччи — очевидно, Леди Кетаки ради этого и пригласила её на тайное совещание, прошедшее накануне матча в крошечной «комнате для встреч» в Лифтовой зоне Южного сектора. Для пущей секретности можно было обойтись чатом, но спамерше нужен был прямой контакт. И не только ей.

Слушая, как Туччи уверенно объясняет мне, что всё будет подстраховано, и на репутации «ашек» предстоящее преступление никоем образом не отразится, я даже заподозрил, а нет ли здесь какого-нибудь подвоха? С чего вдруг такая деликатность от главной спамерши? Это всё потому, что я узнал правду о проводимых на станции социальных экспериментах, причём после того, как сам поработал в системе? Или рассказать мне правду об этом тоже было частью эксперимента?

При этом не было повода не верить ей. При всех своих чудачествах СПМ не мог никому навредить. Она бы ни за что не допустила ситуации, которая могла бы стать опасной для других! Для себя — пожалуйста, вплоть до перелома ключицы, если очень надо. Но поставить под удар кого-то ещё…

Секретный номер «Р-П-546» (с цифрой, взятой наобум, и с лёгким намёком на «Рэя-Преступника») должен был придать ситуации официальный статус. Ну, а для меня это стало своего рода отпущением грехов в аванс: личную ответственность за преступление брали на себя Туччи и Кетаки. Конечно, при предварительном согласовании плана, но иначе, и быть не могло. Это была их идея, их замысел, а я оставался инструментом-исполнителем.

Главное, не причинять физического вреда. Здесь вообще получилось забавно: сначала я торжественно заявил, что буду участвовать, но с условием. Леди Кетаки сказала, что у неё тоже есть ограничение, но пусть сначала я скажу своё. Какое-то время мы вежливо препирались к удовольствию директора Восточного СПМ, пока, наконец, я не сдался и не объяснил:

— Сделаю что угодно, лишь бы это не угрожало чужой жизни. И не вредило здоровью.

По тому, как переглянулись Кетаки и Туччи, я понял, что они предлагали этот же вариант. Впрочем, было бы иначе — всё закончилось бы, не успев начаться. Не важно, что мне разрешат сделать — кое-что я бы не позволил самому себе никогда. И дело не в принципах или идеях: просто я понимал, что «рука не поднимется». Была уже возможность проверить…

Максимум, на что меня хватало — это осторожно оттолкнуть Ядвигу, когда она пыталась напугать меня «кнопкой». С «бэшкой» я ещё мог сражаться, а вот с человеком — нет. Проще стать на колени, как в тот раз перед Дозорными, или действовать словами, как на «Риме». Ядвига это сразу поняла. Я даже не смог накатать жалобу на неё — злости не хватило. Какое уж тут насилие!

Планируемое преступление также не отразится на добром имени Администрации. Мне назначат испытательный срок, переведут на такую работу, чтоб быть вдали от Главы Станции, поэтому, когда это случится, я буду сам по себе. Во всех смыслах этого слова. А прикрывать провинившегося чиновника никто не станет, это же очевидно! Другое дело, что преступлением не должно стать «нарушением должностных обязанностей». Проступки такого рода делились на две категории: более-менее серьёзная ерунда (за которую могли разве что выговор оставить в личном деле) и катастрофические последствия с потенциальными жертвами, на что я, конечно, никак не мог пойти.

Второй вопрос был не проще:

— И вы уверены, что меня вышлют навсегда? Это, как бы сказать, не самый распространённый приговор! Нужно очень постараться, чтобы заработать такое!

— Не горячись, — улыбнулась Кетаки. — Ты в Администрации. Нас судят строже. Тем более ты будешь делать это не в свободное время, а на службе.

— Но вы же сказали, что нельзя…

— Я говорю про время. Преступление, совершенное в рабочую смену, это серьёзно. Это как нарушение дежурства… Рэй, не переживай ты так! Давай сначала организуем нашу ссору. Понимаешь? — она подмигнула. — Сначала это. Чтоб никто не сомневался, что… Что ты мне теперь чужой. Потом подскажем, что делать дальше. Или ты сам придумаешь, и если твой вариант подойдёт…

— Сделаем, как будет лучше, — подхватила Туччи и в десятый раз сменила позу, как будто вместо дивана сидела на каменной скамье.

Я понимал её состояние: работа предстояла не самая простая!

Третий вопрос был самым сложным: как я вернусь? Ну, не будет же это, в самом деле, пожизненным изгнанием! Тем более с моей потенциальной продолжительностью жизни!

— Рэй, надеюсь, ты осознаёшь, что тебе всё равно придётся пробыть там какое-то время? — вкрадчиво начала Туччи. — Или ты думаешь, что справишься за пару дней?

— Понимаю, — согласился я. — Пары дней будет мало. Пятый отдел — не шутки! Так сколько? Месяц? Два?

— Год, — обронила Кетаки.

И повторила, как для надёжности:

— Год. Минимум.

— Ладно, — я задумчиво поскрёб подбородок, мысленно заштриховывая деления на календаре. — То есть вернусь уже после выборов?

Она кивнула.

— А если выберут не вас?

— И что это изменит? — усмехнулась Туччи (на её должность назначали коллегиальным советом, и выборы Глава Станции мало отражались на СПМ). — Год просидишь. А потом мы тебя оттуда выдернем!

— Как?

— Амнистирующий референдум! — она щёлкнула пальцами. — По закону его можно проводить не раньше, чем через год после суда. Твои друзья не оставят это дело. Спорим, что даже дня лишнего не подождут?

— Ещё бы Рейнер не заупрямился и нормально отпустил, — вздохнула Кетаки, лукаво улыбаясь.

Я представил дикого тэфера, который звал меня к себе чуть ли не с первого дня знакомства. Да, это может стать проблемой!

О, если бы это было единственной проблемой! Переусложнённый план, в котором было очень много условий, и чем больше я о нём думал, тем сильнее жалел, что согласился участвовать. Может, всё-таки отказаться? И перевестись к Бидди. Работать по ночам, играть с её братом в баскетбол, по субботам угощаться бесплатными вкусняшками и ходить на шоу. Стать просто человеком — кто бы меня за это упрекнул?

Никто. Кроме меня самого.

Очень хотелось спросить, что со мной будет после всего, по возвращении. Смогу ли я дальше работать в Администрации? Такие вопросы выносятся на голосование, а потом ещё дополнительно утверждаются профэкспертами. Даже если вскроются подробности эксперимента и расследования, не было никакой гарантии, что я смогу жить так, как раньше, после такого-то «подвига»…