— Я тоже так думаю, — подхватил Яков и подмигнул мне. — Они боятся, и ты тоже.
— Чего?
— Того, что ты всё уже здесь попробовал. Тебе некуда дальше развиваться… Куда расти Посреднику? Это тупик! Но здесь этого не видно. Здесь ты видишь то, что уже видел, что пробовал, всех знаешь, и тебя знают. Ты здесь звезда! А что будет дома?
— Мой дом здесь, — возразил я. — И мне есть, куда расти. И многого я ещё не попробовал, — но вышло не убедительно, даже Хлоя это поняла — выразительно закатила глаза, услышав мои оправдания.
— Нет, — журналист отрицательно покачал головой. — Поверь мнению со стороны! Ты боишься, что увидишь там своё настоящее будущее, и поэтому отказываешься даже на два года вырваться из этого болота, — и он раздражённо бросил ложку, так и не доев. — Ничего особенного в вашем коккино креасе! Почти как пёркёльт, только кислее, — громко сказал он.
«Даже если это было ради театрального эффекта, не стоило так задевать Веллиос — она человек обидчивый…» — промелькнуло у меня в мыслях, а потом я снова посмотрел на руки Кортеса. В отличие от раздражённого лица, скривившегося в брезгливой гримасе, они демонстрировали спокойствие — как будто всё «шло по плану».
Он что, специально провоцировал? Зачем? Бессмысленно для журналиста: настроив окружающих против себя, он не сможет работать. И тем более не нужно гражданскому порученцу, которого попросили «уговорить» меня слетать в Центр на пару лет!
Первоначальное подозрение, что Кортес действует заодно с Жубером, окончательно растаяло, когда журналист начал вслух критиковать оформление ресторана, сравнивая его с подобными заведениями на центральных станциях. Безумный шантажист, шёпотом излагающий мне план спасения человечества через моё самоубийство, не рискнул бы привлечь к себе столько внимания: кто гарантирует, что та же Веллиос не попросит у Инфоцентра всю информацию на невежливого гостя?
Кортесу следовало бы держаться до последнего, даже если его раскрыли — чем тише, тем надёжнее. А тут, во-первых, роль журналиста, персоны-на-виду, а, во-вторых, ещё и это «поручительство»… Одно с другим никак не совмещалось: именно незаметность обеспечивала контроль над камерами и, шире, логосами. Может, заговор и есть, то он совсем другой. Кортес не шантажист. Он шпион.
Если «Тильда» стала первой станцией, которая сделала шажок к независимости, то передо мной был «рассвет» нового шпионства. Покуда ИскИны продолжали поддерживать единство, люди Солнечной системы начали создавать Службу Разведки. Раньше же такие водились! Были государства — были и разведчики на чужой территории. Что ещё планируется возродить?..
Но идея такого притворства, пусть даже самых благих целей, была противна не мне одному. Кто-то узнал, что Кортес прилетел с миссией зазвать меня — и поделился информацией с приятелями. И пока я общался сначала с Юшкевич, потом с Хлоей, и потом с Жубером, тема расползлась по Сети. А журналист продолжал ломать комедию, делая вид, что его интересует репортаж. И вот уже гостя подвергли остракизму. Человек, притворяющийся только журналистом, заставляет остальных подыгрывать ему… А кто этого хочет? Это, если уж на то пошло, работа Главы Станции и других чиновников на высших постах — притворяться.
Знали бы тильдийцы, что за этим «шпионством» скрывается другое, настоящее, и в прицеле не я один, но вся станция!
Судя по тому, как быстро Кортес сбросил первую шкуру — и дня не прошло — он не ожидал разоблачения. И предпочёл сам признаться. Чтобы удержать любопытствующих от настоящего раскрытия своей персоны? Что ж, это сработало. Он был не самым опытным. Но он быстро учился — подстраивался к ситуации, комбинировал методы.
«Как бы не пришлось проводить другой процесс, — думал я, пока столичные гости наперебой вспоминали гурманские праздники на «Фрейре». — Люди не для того переселились в космос, чтобы тащить сюда из прошлого шантаж, убийства или, к примеру, шпионов-соглядатаев!»
Даже ИскИны с их желанием эскалировать общественное самосознание выглядели не так страшно, как люди, раскапывающие старые методы и старую ложь, чтобы применить её снова.
«Те, кто послали его — разнюхивать, провоцировать или зачем он, в самом деле, прилетел — должны остановиться. Иначе, не успеем мы оглянуться, как здесь будет какая-нибудь тирания с империей. И это намного хуже, чем «искусственное воспроизведение в условиях кадрового дефицита»!»
— А знаете, вы, наверное, правы, — тихо признался я, когда наконец-то они закончили хвастаться, где были и что ели. — Я многого не знаю, не видел, а значит, и себя знаю не очень хорошо. Мне будет полезно отправиться к вам. Два года пролетят очень быстро! И ничего со мной не станет. Заодно, действительно, закончу эту всю историю. Поставлю точку. Только очень прошу — не рассказывайте это никому, ни здесь, ни там. Вы улетаете последним кораблём, в понедельник? Я сяду с вами.
Хлоя посмотрела на меня с поражённым видом — она явно не ожидала, что я так быстро сдамся! Кортес тоже, а потом его удивление превратилось в недоверие. Он не верил моим словам. Он был уверен, что здесь какой-то подвох, что я задумал что-то!
Что ж, так оно и было.
«Могу я тебе помочь?»
«Ситуация понятна, — сообщала открытка с розочками, приуроченная к юбилею. — Делай, что он говорит. Не спорь. Ищи место. Про способ пока молчи. Держись на людях. Смотри за ним, если он рядом. Смотри, кто ещё следит за тобой. Опиши всё и передай с Чарли. Следующая встреча в 11:30 В6-Р-12 на газоне 4. Пусть смотрит внимательно».
Хотя почерк у Хёугэна был гораздо лучше, чем у меня, писавшего детскими печатными буквами, послание было донельзя лаконичным. Но заинтересовало не это…
— Как он сумел? — поинтересовался я, указывая на плоский подарочный контейнер, в котором пряталась открытка: он лежал прямо за порогом. — Он что — сам принёс?!
— Камрад Хёугэн попросил Т1-В3-Х1-2123, своего комнатного камилла, сообщить мне через Р-ДХ2-13405-1, твоего комнатного камилла, о том, что мне надо прийти в В0-Л-6 и забрать посылку, — объяснил Чарлик, крутясь рядом. — Что внутри, я не знал. Принёс за двенадцать минут до твоего возвращения. А что это за игра, в которую вы играете? Какие у неё правила?
«Лучше тебе не знать», — подумал я, прямо в комбинезоне растягиваясь на постели. Только что обдумывал, что сделаю против «шпиона» — и вот сам начал во всём таком участвовать! Секреты, враньё, тайные записки… Инспектор принёс в условленное место свой ответ, обманув вслед за мной камиллов, — пусть это оправдано, но всё равно нехорошо.
«В0-Л-6 — это тот самый игровой зал в Лифтовой зоне, где столько всего происходило. И где Леди Кетаки сняла с меня предупреждающий знак. Вечером там редко, кто бывает, как и утром в экспериментальной оранжерее… Но бывают. Зачем так рисковать? Вдруг бы кто увидел? Правда, сейчас, пока СубПорт открыт, идёт фестиваль! В честь новоприбывших. Все заняты… Но всякое случается!»
Одно успокаивало: в послании от Хёугэна не было ничего, что походило бы на критику моих действий. Значит, я правильно сделал, что обратился только к нему! Против таких, как Жубер, нет другого средства — нужен такой же «человек из прошлого», как Хёугэн. И как Яков Кортес.
Припомнив действия журналиста и ещё раз убедив себя, что он никак не может быть заодно с Жубером, я всё равно не решился обратиться к Кортесу. Может, его знания и хватка пригодились бы нам, он бы понял концепцию этой «игры», и ему точно не пришлось бы испытывать приступы стыда, вспоминая своё враньё… Но не мог я доверить лжецу собственную жизнь, а тем более — чужую. Впрочем, чем я сам хуже?.. Надо бы сравнить — и я послал на стену увеличенное отображение того, что показывал альтер: личные данные, биография, послужной список…
На личных данных я и споткнулся. Было же свербящее чувство, что уже слышал эту фамилию! Кортес, Кортес, Кортес. Но столько всего навалилось… А теперь вспомнил, когда уже и смысла нет напрягать память.
