И тут он засмеялся. Сначала я подумал, что ему плохо: трясущаяся голова скакала по подушке, рот был раскрыт, и ровный ряд безупречных зубов контрастировал с неестественно бледной кожей… В исполнении умирающего старика смех выглядел как приступ болезни.
— Представляю, как вы там забегали… — прошептал он с нескрываемым удовольствием, в то время как запищавший камилл успокаивал больное тело, растревоженное незапланированной нагрузкой. — Что, страшно стало?
Он еле шевелил губами, но голос его звучал ясно. Но не высокомерно. Скорее отстранённо.
— Вы это специально, что ли? — ошарашенно переспросил я. — То есть просто так?
В тёмных глазах, прикрытых веками, что-то блеснуло.
— А есть варианты?
— Но зачем?! — я задыхался, ошарашенный этим «объяснением».
Я ожидал чего угодно, но не этого смеха!
— Молодой человек, я имею право… право проверить, как работает система… Тем способом, который считаю нужным, — длинная реплика утомила его, и он не сразу продолжил. — Система отреагировала, как здоровая. Знаете, как это приятно… мне?
Я нервно вытер тыльной стороной ладони пот со лба — и лишь потом заметил коробку салфеток на столике у стены.
— Значит, никаких претензий к камраду Ярхо? К тому, что он сделал за время, пока был временно исполняющим обязанности? И к Администрации? И вы не против, что он баллотируется, хотя предполагалось, что не будет? — от облегчения я засыпал его градом вопросов.
— Нет. Я проверял систему, — терпеливо повторил первый Глава. — Система здорова.
— Рекомендую прекратить визит, — встрял медкамилл. — Состояние здоровья… — он замолчал — видимо, Штейнберг отключил его.
— Лучше я пойду, — пробормотал я и начал было подниматься со стула, как вдруг увидел на своём альтере сигнал принятого сообщения.
— Прочти, — потребовал Штейнберг. — Здесь. Сейчас.
Я послушно заскользил взглядом по строчкам… В процессе чтения несколько раз прерывался, чтобы посмотреть на него: «Что, в самом деле так?»
«Так», — отвечали его глаза. Теперь можно было не спрашивать, почему он захотел говорить со мной. И почему написал: при его состоянии такой рассказ занял бы полдня.
— Тебе всё понятно?
Судя по шуршащему прерывистому звучанию, камиллу пришлось постараться, чтобы сделать его речь слышимой.
— Всё.
— Точно?
— Да, всё понятно…
— Хорошо. Иди.
— До свидания, — попрощался я.
— Мы больше не увидимся, — ответил он. — И не приходи… потом. Я запретил всем приходить.
В последний раз я взглянул на его серое лицо, но он уже закрыл глаза, так что передо мной была мёртвая маска. И тогда я ощутил то, о чём раньше только читал: присутствие Смерти. Антропоморфное воплощение физического уничтожения и небытия.
Бог, или посланник бога — у разных культур были свои имена, но у всех была смерть, и везде знали, что рядом с умирающим человеком можно почувствовать это. Не свой страх, не пароксизм инстинкта самосохранения, но нечто другое, постороннее и существующее вопреки всей науке.
Оно показалось мне словно для того, чтобы напомнить: каким бы совершенным я ни был, у меня будет свой финал. И там мы встретимся по-настоящему…
На ватных ногах я вышел из палаты — информация, переданная Штейнбергом, сама по себе была будоражащей, а тут ещё этот образ… Поэтому Елена Бос, которая поджидала меня прямо перед палатой, была в конце очереди. Продумаешь — журналистка, когда тут такое!
Я даже не поздоровался — пошёл вперёд, с трудом переставляя ноги. Ориентировочно — к себе. Только я не особо выбирал дорогу: потустороннее чувство, испытанное впервые в жизни, мешало сосредоточиться. «Кого же я видел? То есть не видел, а…? Осознал? Оно там было — или это взбрык нервной системы? Я думал о Смерти — естественно, что это повлияло…»
Бос, разумеется, не знала, что творится у меня в голове.
— Сначала дети, теперь старики — как будто ты сам лезешь на место Главы! — бросила она мне в спину.
Впрочем, эти слова не сразу были услышаны: понадобилось несколько минут, чтобы вынырнуть и принять её к сведению. Кажется, она хотела обидеть меня? Трактовкой того, что происходит в окружающем меня пространстве?
— Я так живу, — откликнулся я, не оборачиваясь.
Наверное, она ждала оправданий того, что «всё не так». Или обиды: я ведь вчера довольно болезненно отреагировал на вопрос о детях. В общем, какого-нибудь интересного материала для ньюса. Что ж, придётся обойтись — у меня не было других слов.
День IV: Император
Если бы не предвыборная кампания, я бы сразу сделал то, что от меня ждал «самый первый» Глава. Но если бы не выборы, меня бы вообще не было на станции: мотался бы по планете, опрашивая камиллов, и ни о чём таком не подозревал.
Всё было взаимосвязано, как я позднее разобрался. Штейнберг, конечно, слышал об «андроиде Рэе, который не совсем андроид», но не знал о моём особом привилегированном положении у Инфоцентра: Леди Кетаки рассказала ему. Произошло это тринадцатого февраля — на следующий день после того, как временный Глава, во-первых, объявил о выставлении своей кандидатуры, а во-вторых, официально включил меня в свою команду. Для умирающего старика, который продолжал следить за, как он её называл, «системой», это имело значение. И не только Ниул принимал его всерьёз…
Из палаты Штейнберга я вернулся незадолго до обеда. Информация «он не имеет ничего против тебя лично — просто проверял, как всё работает» не была ложью: я воспользовался тем же методом, который применил Ниул. «Сообщать минимум, ничего лишнего» — так администрации стало известно о самом факте угрозы, но не об её обстоятельствах. Точно также временный Глава узнал, что всё в порядке, но секрет Штейнберга остался со мной, потому что предназначался он только мне.
— Ну, и прекрасно, — выдохнул Ниул и тут переключился на текущую работу. — Сегодня вечером будет жарко. Слышал про Шестую? Это всерьёз. Подними всю историю «Тильды-6», начиная с замысла и ранних чертежей. Я всё это уже смотрел, но мог что-то упустить. Ищи мотивы: что было сделано из необходимости, а что — ради эксперимента. И подсчитай, сколько часов работы было потрачено Администрацией и теми, кто был назначен. Я там тоже есть, и не только я. Посчитай пилотов, которые были задействованы, расход энергии и техническое обслуживание катеров и грузового транспорта. Проверь, не было ли незапланированных обращений в медблок — и тоже сведи затраты. И конечно, приплюсуй восстановительную терапию для вахтовиков. Мне нужно знать, во сколько суммарно нам обошлась Шестая, и косвенные траты тоже играют роль. На пользу не смотри — этим уже занимаются…
— А это вообще нормально? — перебил я его, продолжая размышлять о «шантаже понарошку». — Вот так взять — и…
— Нормально, — Ниул оторвал взгляд от столешницы. — Даже более нормально, чем если бы были претензии. Потому что если о претензиях не говорится прямо, это повод начать волноваться… за его рассудок. А проверить на себе, как функционирует защита информации… При том, что ему нечего терять. Я это понимаю, — кивнул он задумчиво. — И знаешь, я беру обратно свои слова о том, что делать в старости.
— Тоже будешь шантажировать? — нервно усмехнулся я.
— Буду проверять, как всё работает, — серьёзно ответил он. — После всех этих лет даже я начинаю видеть всё со стороны — представляю, что бывает в сто двенадцать! Финальная экспертная оценка — вот что это было.
— И мы прошли?
— Да, — и он вернулся к данным. — Теперь он может умереть спокойно.
Ниул немного ошибался со «спокойно», но меня не шокировал его цинизм. Я был у первого Главы, я его видел. Именно этого он и заслуживал, вот только врачи не могли обеспечить ему это чувство.
Вообще-то только я мог что-то изменить, и то не факт.
Но сначала — подготовить данные для Ниула, чтобы он мог спокойно дискутировать с оппонентами. Каждый кандидат предлагал свою стратегию, основанную на точных цифрах и прогнозах, и тут нельзя было ошибиться! Конечно, основной курс оставался неизменным: преобразовывать планету до того состояния, когда там можно будет жить без куполов и без риска, а до того момента осваивать звёздную систему и развивать основную станцию. Различия крылись в мелочах. Только это были не просто «мелочи», а решения, задевавшие чьи-либо интересы. Например, расширять или нет ОБ, открывать или нет дополнительные площади под Сад, основывать училище для инженеров — или продолжать пользоваться мощностями Солнечной системы, одновременно рискуя потерять выпускников — на каждую позицию у кандидатов имелось своё мнение. А работа помощников — формулировать обоснования.