Я прочитал этот документ несколько раз. Это бы то, что я пытался найти. Тайна, идея, правда, о которой они твердили. Теперь я узнал, что они имели в виду. Но легче мне не стало.

— Можно я оставлю?

— Да, это же я для вас, — прошептала Юки. — Вы нашли Билли… Вы победили того робота и всех спасли… Вы же спасёте Фью и Тью?

Я слушал её вполуха, пытаясь прикинуть, сколько таких листков может быть. Сотня, если не больше. Чтобы прекратить распространение, надо будет нарушить не только Фикс-Инфо — фактически, придётся объявить подросткам станции войну. Чего, собственно, и добивались Фьюр с Тьюром.

А если ничего не делать? Если оставить как есть? В конце концов, с чего в это поверят? Какие доказательства?!

— Я ещё вспомнила! — встрепенулась Юки. — Они говорили про какие-то слова! Какие-то слова, которые они скажут, когда свяжутся. Должны будут сказать. Как доказательство. Только я не знаю, для чего…

Вот какое доказательство у них будет. Самое надёжное. Самое неоспоримое.

Отправку я пропустил — провожающие давно разошлись, и лифт с Фьюром и Тьюром уже подъезжал к стыковочной зоне. Я слишком долго возился с прилипчивыми красотками, а потом успокаивал Юки. Ещё немного, и осужденные ребята покинут «Тильду» — как они были уверены, навсегда. То есть, как они пытались уверить своих товарищей.

«Отдали свои жизни» — образно или буквально? И есть ли разница для оставшихся на станции, если они вдруг не услышат обговорённые слова и решат, что сосланные на планету так до неё не добрались? То есть, следуя логике конфликта, им не дали добраться…

Лифт плавно закрыл двери и неторопливо двинулся вниз. Три часа он будет вести меня до уровней низкого тяготения, через всю станцию, от «единицы» до «двадцати четырёх», мимо складов, заводов, бездонных кислородных баков, массивных процессоров и дата-полей. Это пространство всецело принадлежало логосам — даже камиллы были там гостями. Люди тем более забирались туда не часто и только по особой необходимости.

Строение станции не намного отличалось от Земли, где жили, слегка зарываясь в поверхность и поднимаясь над ней. Формальная возможность пройти на каждый уровень, в любую точку была ограничена особенностями человеческой физиологии. Врачи не рекомендовали слишком часто менять уровни, и те, кто работал на втором и третьем, жили там же, выбираясь в основные зоны не чаще, чем раз в месяц. Совсем как горцы!

Подумав о Земле, я вспомнил о вопросе, который Фьюр задал своему дяде: «А существует ли она на самом деле, если мы её видели только в изображении?»

Следовало как можно быстрее спуститься вниз! Можно было связаться с сопровождающими и попросить, чтоб задержали отправку, — наврать что-нибудь, всё-таки я представитель Главы! Но тогда ребята подготовятся к разговору, а мне была нужна внезапность: застать их врасплох, заставить проговориться, а главное, показать им самим, как они ошибаются.

Они запутались. Они слишком часто меняли свои планы — вот почему никто не мог догадаться, чего же они хотят. В разное время они хотели разного: сначала — просто задеть, потом — получить вполне конкретную реакцию, которую можно использовать как доказательство. Сдавая «чистую» итоговую работу, они пытались намекнуть на правду об обнулении, но их не поняли, решив, что это очередная «акция». А потом они окончательно всех заморочили, потому что решили довести ситуацию до предела — и получить от взрослых заслуженное наказание. Теперь бы понять, зачем!

«Ничего они с нами не сделают!» — твердил Фьюр всего месяц назад, когда они прятались в Саду.

Я случайно услышал — и не понял смысла этой фразы. Долго ломал голову. Но дело-то в том, что и они сами не понимали! То, что они предпринимали, не было частью единой концепции. Желание было одно: докопаться до правды. Вот только за время раскопок отношение к этой правде и скрывающим её людям кардинально поменялось.

Беспокоиться надо было о другом: они не умели жалеть себя. В принципе не понимали, как и зачем. Фьюр и Тьюр выросли в семье людей, чьим жизненным кредо всегда было «сначала спасай других, а потом беспокойся о своей шкуре». Шьям и Рут Нортонсоны пронесли этот принцип до конца, который настиг их как раз потому, что не всегда остаются ресурсы на «потом» и на «своё». Реншу, Хенг и остальные брали с них пример — и тоже до последнего вздоха.

И пускай ребята бунтовали против взрослых, семейные традиции так просто не отбрасываются. Фьюр и Тьюр были готовы сделать с собой всё, что потребует общее дело. Если надо, подкрепить свои слова — свою теорию — поступками.

— Камилл, прибавь скорость! — потребовал я.

— Я не могу подвергать ваше здоровье опасности, — ответил лифтёр.

Голос у него был низкий, строгий и непреклонный, как у пожилого дворецкого.

— Для выполнения профессиональных обязанностей мне необходимо прибыть в стыковочную зону как можно быстрее!

— В вашем рабочем статусе стоит отметка «временно освобождён по состоянию здоровья». Если это отметка устарела, обновите её.

Обновить могла, разумеется, Леди Кетаки. Интересно, она уже прочитала «послание» ребят, которое Нортонсон взялся доставить по моей просьбе?

«Обновите мне рабочий статус, пожалуйста», — написал я. — «Очень надо. Срочно».

Главное преимущество текстовых сообщений — возможность избежать ненужных вопросов.

— Ваш рабочий статус обновлён. Я могу увеличить скорость на двадцать процентов.

— Мне нужно быть на месте через полчаса, — сказал я.

Они как раз выйдут из лифта, и я спрошу всё, что надо.

— Это нежелательная скорость, — упирался «дворецкий». — В вашей карте нет указаний, что вы легко переносите подобные перегрузки. Я не могу подвергать ваше здоровье опасности.

Лифт начал двигаться чуть быстрее — издевательское улучшение, я ведь всё равно бы не успел.

— Он этого завит жизнь людей!

— Укажите взаимосвязь.

— Слушай, ты же не глупый! — вздохнул я. — Ты можешь поверить мне на слово? Очень надо! Срочно!

— Могу. Однако считаю важным отметить, что ваша профессиональная деятельность не связана со спасением жизней. Мой долг — сохранить вам здоровье. Ускоренное перемещение неблагоприятно скажется на вашем физическом состоянии. Поскольку у меня нет данных о перенесённых вами перегрузках, я могу прогнозировать состояние вашего вестибулярного аппарата, опираясь только на среднестатистические данные…

— Какие данные? — перебил я. — Какая статистика? Человеческая?

— Да.

— Я не человек. Посмотри внимательнее. Я андроид А-класса, серийный номер ДХ2-13-4-05. Твой долг — защищать здоровье людей. А я не человек. Прибавь скорость!

«ДХ2-13-4-05» — это значит станция Дхавал, лаборатория профессора Хофнера?2, 13-я модель А-класса, 4-я группа, пятый номер. У людей другие имена и биографии.

— Вы признаёте себя андроидом? — спросил камилл, и я, не выдержав, взорвался:

— Признаю! Да, признаю! Там записано, что я андроид, чего ещё тебе надо? Ускоряйся немедленно!

Лифт рванул, заставив меня присесть на корточки. Теперь он перемещался практически с такой же скоростью, как если бы ехал порожняком. Мог и быстрее, но тогда бы возрос потенциальный риск — если бы станция начала затормаживаться, камилл не смог бы справиться с инерцией. Но и без того было ощутимо быстро, особенно для человеческого тела.

В чём «дворецкий» был стопроцентно прав, так это в том, что моё тело никогда не проверяли на устойчивость к перегрузкам. Я же не собирался становиться пилотом! И мне почему-то всегда казалось, что это ерунда.

Не ерунда. Тошнота и головокружение были такими сильными, что я едва не запросил пощады. Хорошо, что хоть обедал давно! Желудок скрутило, рёбра внезапно стали тесными, и перед глазами поплыли чёрные точки.

Чтобы отвлечься, я смотрел на часы альтера — следил, как цифры превращаются одна в другую. За десять минут до финала я держался только за счёт тающих секунд. «Ещё чуть-чуть, ещё немножко!»