Вот и вся жизнь.

В день смерти ему исполнилось девяносто один год. Очень успешная карьера — коэффициент полезности, как у логоса. Матричное клонирование спасает сотни жизней в год! Восстановить можно всего человека, и теперь точно известно, что это действительно работает. Но я не мог избавиться от ощущения, что такую жизнь можно назвать скорее проклятием, чем счастьем.

Когда погас экран, зрители молча потянулись из зала. Возможно, снаружи их поджидал вездесущий Саласар, но сам зал оставался тихим — только шуршание подошв об пол.

Я сидел в отдельной ложе. Обычно в неё пускают по медицинским показателям. Ну, случай очень похожий: мне было бы плохо, если бы пришлось с кем-нибудь разговаривать! Хотелось побыть одному.

Но больше всего я хотел побыть с дорогими мне людьми, с которыми расстался навсегда.

Я не знал, кому предназначался этот фильм — точно не мне! Но пробрало всерьёз. Одуэн был мастером, и я со спокойным сердцем поставил ему «десять». Будет ли это засчитано с учётом того, что я консультант? А какая разница! Я был уверен, что он наберёт достаточно баллов, чтобы получить всё, что нужно для следующей картины. Это не хобби — это искусство: показывать то, что реальнее, чем сама реальность.

Но я поставил «десятку» не за это. Ещё полгода назад, увидев такую картину, я бы взбесился: «Как он смеет показывать моего Проф-Хоффа так?!» Теперь я был согласен с трактовкой. Одуэн искал правду — да, она не так прекрасна, как мечталось раньше! Но она именно такая. Я был создан человеком, который не заслуживал уважения. Я мог только сказать ему «Спасибо» — и отправиться своим путём.

— Позвольте представить наших гостей. Камрад Айрис Аямэ, Квартер Западного сектора. Очень рад вас видеть! Камрад Уна Окман, старший школьный психолог Восточного сектора. Благодарю, что приняли участие! И третий гость, которого, кажется, вообще не нужно представлять — Рэй. Спасибо! Спасибо! О, какие аплодисменты! Рэй, тебя не тревожит, что приветствуют тебя гораздо теплее, чем школьного психолога или администратора?

— Я думаю, это из-за фильма, — осторожно ответил я, косясь на Аямэ. — Высокие оценки, вторичный просмотр… Так что это заслуга камрада Одуэна. Поздравляю его с успехом. Очередным успехом.

— И как тебе быть консультантом на фильме? — поинтересовался Саласар как бы между прочим.

— Нормально.

— По счёту — какая это у тебя профессия?

— Я не считаю. Это… Пусть этим занимаются другие!

— А кем ты себя считаешь?

— Тэфером. Просто тэфером — искренне ответил я.

Прозвучало показушно, но как ещё объяснить свою позицию? Зрители в студии (логос выбирал их из общего числа заявившихся, которых было раза в три больше, чем надо), бешено захлопали в ладоши. Им понравилось моё заявление — и они ему поверили.

Аямэ приподняла правую бровь: мол, а не много ли ты на себя берёшь, «просто тэфер»?

Доктор мягко улыбнулась. Мы были знакомы ещё с тех дней, когда я занимался «бандой Фьюра», причём она же и выдвинула мою кандидатуру для выполнения этой непростой «миссии». Так что на неё шутки о моей многофункциональности не действовали.

— Понятно, — отозвался Саласар, и повернулся к доктору Окман. — А как вы считаете: сколько профессий может быть у человека?

— Смотря, какие профессии. Количество ничего не значит. Вопрос в совместимости! Не говоря о том, что существуют медицинские противопоказания…

— И таланты, — подсказал журналист.

Доктор покачала головой, демонстрируя идеально ровный пробор. Лазурно-голубой комбо СПМ смотрелся на ней безупречно, но при этом выглядела она гораздо естественнее, чем Аямэ, чья красота была больше похожа на красоту статуи. Или куклы.

— Таланты — это оценочное понятие, — объяснила Окман. — У каждой профессии есть ряд требований, и если человек заведомо не может им соответствовать, то ему просто не позволят там работать! Работа инженера от работы воспитателя ничем не отличается в этом отношении. Где-то нужен свой тип нервной системы, где-то склонность к определённым типам занятий… И это понимают. А если требований нет…

— А если человек всё равно хочет работать в этой невозможной для него профессии? — вдруг спросила Аямэ, перебив доктора.

— Вы хотите спросить, что если он не способен трезво оценить свои возможности? — усмехнулась та. — Это обычная проблема у подростков — почти все, так или иначе, проходили через такую стадию.

— И что в итоге? — уточнила Аямэ.

— Проходили, — повторила доктор, доброжелательно глядя на Квартера, — Сами или с помощью моих коллег. Хотя, конечно, бывают исключения: когда человек продолжает стремиться к профессии, работать в которой он не может, и это стремление может разрушить его. Но это всегда…

— Брак?

— Нет. Трагедия. Мечты, которые не могут сбыться, можно использовать с пользой. Но для этого надо признаться самому себе, что не можешь воплотить эту мечту. Это, кстати, одно из отличий зрелого взрослого человека от выросшего подростка — осознать свои рамки и принять их, как данность.

— А что вы делаете с выросшими подростками, которые не признали и так и не стали взрослыми? — не сдавалась Аямэ, в который раз не позволяя Саласару вставить и словечка.

Окман по-прежнему сохраняла хрустальное спокойствие.

— Полагаю, этот вопрос надо адресовать вам! Администрация существует для установления порядка, которому в первую очередь угрожают такие люди.

— Это у вас мнение такое?

— Опыт. Самодостаточные зрелые люди нуждаются в минимуме управления.

— То есть, если таких зрелых людей будет сто процентов, Администрация вообще не понадобится?

— Таких людей никогда не будет сто процентов.

— Потому что вы и ваши коллеги не могут это обеспечить?

— Потому что это невозможно. Люди, если вы не заметили, разные. Если сделать их одинаково идеальными… Пожалуй, проще заменить их андроидами!

Саласар уже не пытался высказывать своё мнение — с интересом наблюдал за их пикировкой. Я тоже. Только, в отличие от него, я не мог быть абсолютно беспристрастным.

Они обсуждали судьбы Фьюра, Тьюра и Кро. Не произнося имён, не уточняя деталей — но говорили именно о них, продолжая длинную дискуссию, начавшуюся сразу после инцидента и перекинувшуюся в сеть. Мнения насчёт юных провокаторов разделились поровну. Одни предлагали выслать их или изолировать: всё-таки не первый «подвиг», и кто поручится, что последний! По мнению других, кризис прошёл, и следуют простить. Все трое уже получили отметки в личное дело — лет через пять останутся только эти отметки, а ребята вырастут и перерастут свои проблемы.

Аямэ была категорически не согласна — и на передаче о том, как меняет человека «веер профессий», она заговорила о том, что порой человека невозможно изменить:

— Вы и ваши коллеги в школе приняли очень удобную позицию: пока это не взрослый, надо помогать ему вырасти, и не оценивать, пока не станет взрослым, а когда это уже взрослый — это не ваша забота. Всё верно, это наша забота — Администрации. И я постоянно наблюдаю, как школа буквально выращивает таких правонарушителей, потакая их слабостям. Хотя можно повести себя строже!

— Вы думаете, таким людям не хватает строгости? — переспросила Окман, но Аяме не услышала иронии.

— Вот именно! Без дисциплины не бывает здорового характера! Если прощать преступников, ничто не остановит их перед следующим преступлением! Наша собственная мягкость вредит нам!

Она сделала паузу, чтобы перевести дух, чем немедленно воспользовался Саласар:

— Рэй, а ты что думаешь об этом?

— О чём? — переспросил я, отвлёкшись, потому что размышлял о Рейнере и том, как могло измениться его мнение насчёт «юных правонарушителей»: всё-таки они напали на одного из «своих».

— О строгости в отношении преступников! Как, по твоему мнению, надо поступать?

— Смотря какие преступники, — уклончиво ответил я.

— Ну, например, Ядвига Зив, — ответил журналист, наслаждаясь моим замешательством. — Это правда, что она нападала на тебя и пыталась отключить, и ты мог сообщить, но не стал?