— Ирвин, ты родился нормальным. И прежде чем допустить к работе в космосе, у тебя забрали… всё необходимое. А у меня этого…

— Не было изначально. Я понял твою логику. Ну, ладно. Профессор Хофнер не стал создавать искусственных женщин, чтобы не быть обвинённым в нарушении запрета на искусственное воспроизводство. Потому что андроид А-класса женского пола находится в одной категории с искусственной маткой… Никогда не понимал этих юридическо-этических тонкостей! Давай тогда поговорим о твоих братьях. Он похожи на тебя?

— Нет, совсем нет.

— Я имею в виду не внешне.

— Я тоже. Мы изначально были разные. Так было задумано.

— И твоя специальность — управление…

— И управление тоже. Всё, что связано с людьми.

— Ну, поэтому тебя и выбрали! Я бы удивился, если бы в секретари камраду Кетаки прислали инженера или садовника! Так вот, возвращаясь к «зловещей долине», когда ты со своими братьями узнал, что вы не люди, вы начали видеть разницу?

— Мы её искали.

— Но не нашли?

— Мы знали, что такое андроиды А-класса. Иначе мы бы не догадались, что с нами что-то не так! Но мы знали, что существуют андроиды, разные андроиды. И поэтому мы были в курсе, что внешней разницы нет и быть не может. Когда мы искали доказательство, мы искали то, что не имело никакого отношения к внешнему виду и «зловещей долине». Потому что А-класс — это способ миновать её. На той стороне Б-класс, на этой — мы.

— А посередине имиты.

— Ну, имиты были давно!

— А если они были слишком рано? Некоторые модели имитов не сильно отличались от Б-класса!

— Они принципиально отличались! Семьдесят процентов их мощности тратилось на поддержание схожести. Движения, мимика… Какой смысл в механизме, основная работа которого — имитировать человека? При том, что стопроцентного совпадения всё равно не получалось. Рано или поздно человеческое подсознание начинало видеть обман.

— Но в тебе-то я ничего такого не вижу! И никто не видит!

— Потому что я не механизм.

— Не спорю!

— А в Б-класс было заложено изображение эмоций. Изображение, а не имитация. Как символы или сигналы. Но их было невозможно спутать с человеком. Поэтому до «зловещей долины» дело не доходило.

— Спасибо за разъяснение! То есть в этом вопросе ты идентичен обычному человеку?

— Не знаю.

— Как это?

— Так. Я не знаю.

— Погоди… С тобой или с твоими братьями таких экспериментов не проводили?

— Нет.

— Я думал, вас проверили на всё, что только можно!

— Я тоже так думал, пока ты не заговорил про «зловещую долину»! Я читал про этот феномен, смотрел записи, но сам никогда ничего такого не испытывал. Ну, потому что не на чем!

— Жаль, у нас на «Тильде» нет имита. А то бы мы устроили тебе проверочку!

— Мне радоваться или огорчаться?

— Решай сам!

— Я подумаю…

— Подумай! В следующий раз ответишь!

— Какой ещё следующий раз?!

— Рэй, ты с нами сколько? Десять дней? Думаешь, через месяц или два нам будет не о чем поговорить?

— Я обещал только одно интервью!

— Разве я спорю? В следующий раз пообещаешь ещё одно!

— …

Но это ещё не всё. Вы знаете, где найти полную версию! — рассмеявшись, Ирвин включил бодрый марш, обозначая окончание выпуска.

Я успел полюбить Зелёную столовую. Ходили сюда в основном Администраторы — изредка среди серых комбо мелькали яркие цвета других служб и отделов. Здесь был только один экран, как правило, занятый меню и анонсами блюд. Желающие ознакомиться с ньюсами могли заказать индивидуальный монитор с наушниками. Большинство предпочитало тишину — но не в этот раз. И я был готов поспорить, что инициатором нарушения традиции выступила Леди Кетаки.

По крайней мере, я мог сидеть спиной к экрану — и не видеть милую мордочку, которая вызывающе контрастировала с грубо вылепленной физиономией журналиста. Красавец и чудовище — вот как это смотрелось! Надо полагать, Ирвин добивался именно такого эффекта. Он даже выпуск начал с провоцирующего обращения к зрительницам. «По многочисленным просьбам» — издевался, не иначе! Но повернуться спиной было мало — надо было бы ещё и уши заткнуть, чтобы не слышать ехидных вопросов Ирвина и своих собственных жалких ответов. Из всего интервью в анонс попали самые глупые реплики!

Впрочем, там всё было глупым — не из чего выбирать. Оставалось надеяться, что никого этот позор не заинтересует, и полная версия останется невостребованной.

Следующий ньюс был посвящён лучшим моментам фестиваля в честь новичков. Из-за траура программа была сокращена, впрочем, это не сильно сказалось на её продолжительности. Праздник длился два дня, проходил в четырёх секторах одновременно, и попасть на все события было нереально — даже для тех, кто не работал в выходные. К счастью, оставались записи в блогах, подробные репортажи и съёмки. В выпуски новостей ставили лучшие фрагменты. Концерты, спектакли, выставки, показательные матчи… Но я не вслушивался, вновь и вновь ругая себя за нелепые объяснения и ещё более нелепые признания. Позор, стыд и позор!

— Если всё так плохо, мог бы запретить, — заметила Леди Кетаки, дегустируя какую-то новую смесь листьев с овощами. — Он же давал тебе посмотреть после монтажа?

— Давал! — вздохнул я, отодвигая опустевшую тарелку. — Но не мог же я отказаться! Надо начинать… учиться этому. Вот вы — когда участвовали в таком первый раз?

Она мягко улыбнулась, и на её щеках возникли трогательные детские ямочки.

— В дошкольной группе. Мне было пять, и я отвечала за аквариум и цветы. Даже на выходных приходила, чтобы проверить. Тогда-то меня и подловили!

— Кто-нибудь вроде Ирвина?

— Ну что ты! Третьеклассники из журклуба.

— И вы не испугались?

— Я тогда вообще ничего не боялась! Я заставила их подождать, пока покормлю рыбок и сделаю всё остальное. А потом уже ответила на вопросы. Они остались под впечатлением!

Мне не составило труда представить кареглазую малышку, которая командовала юными журналистами. Первая кандидатура на место старшей дежурной, потом — старосты, представителя класса в школьном совете, помощника школьного администратора и так далее. А в финале — силуэты станции на рукавах и плашках серо-сиреневого комбинезона. Ответственная, харизматичная, умеющая находить компромиссы — в общем, прирождённый руководитель. Коктейль из черт характера и ценных способностей, которые старательно взрастили, дополнили курсом системного управления и отшлифовали практикой.

Всю жизнь Леди Кетаки училась быть тем, кем у неё получалось быть лучше всего. А у меня были только книги, фильмы да интерактивные тренинги. Мои задатки оставались задатками — достаточно было, что их обнаружили и зафиксировали. Но о том, чтобы развивать их, и речи не шло!

Хорошо, что я в запале не проговорился Ирвину об этом отличии от братьев. У Чарли всегда имелись зрители, Крис был волен музицировать, даже Цао разрешали возиться с хомячками и ящерицами! А что мог я? Наблюдать, делать выводы, проверять их точность… Никакой настоящей ответственности или чего-то, хотя бы близко схожего с насущной задачей в режиме реального времени. Я даже не умел давать интервью журналистам — только «коллегам» из лаборатории или членам сертификационных комиссий, что совсем не то же самое.

— Ирвин не предупредил, что будет спрашивать об этом, — пожаловался я. — «Зловещая долина», братья-сёстры, «ты» и «вы»… Обещал интервью про мои вкусы. Вроде бы как для девушек…

— Нашим девушкам именно это и нравится! Ирвин не дурак.

— Я заметил.

— Ещё бы! Ему же сто тридцать пять, — сказала Леди Кетаки, и только тогда я понял, что так и не заглянул в его профиль.

Он так много говорил о себе, что создалось впечатление простоты и понятности. Старина Ирвин! Настырный журналист, который гоняется за популярностью! Болтун, которому нравится прихвастнуть и который довольствуется поверхностными темами… «Он всегда был таким», — вдруг понял я. — «До того, как стал «киборгом». Он был именно таким, как сейчас, и потеря тела ничего не изменила».