— Нет, — ответил он, перед тем, как уйти со связи и включить музыку. — Это твоя жизнь. Тебе её жить. Даже не надейся, что я сделаю это за тебя! Скажи ещё спасибо, что поймал и заставил шевелиться!

— О чём ты сейчас думаешь?

— О женщинах, с которыми мог вступить в отношения. Гипотетически…

— Но? Не стал?

— Нет.

— Не мог?

— Нет!

— Тогда что?

— Ничего. Просто думаю про тех, с кем мог бы. Просто вспоминаю. Без всяких «мог» и «смог».

— Так ты девственник?!

— Нет.

— Тогда нормально. Вспоминай. Пригодится!

Я подарил Рейнеру выразительный взгляд: он определённо выиграл в этой шутке, но надо же соблюдать границы! Дикий тэфер заржал — и скорее над моим взглядом, чем над ответами. Сикора посмотрел на товарища осуждающе, потом на меня — извиняясь. Но я не обижался. Это же Рейнер!

Мы провели в больнице пять дней — по станционному времени. По тильдийскому было меньше четырёх. Если бы не гости, я бы не знал, как это выдержать! Но с гостями всё складывалось прекрасно. Рейнер приходил после завтрака и перед ужином, генерал Телжан — перед обедом, остальные — в промежутках. Даже Юлиус заглядывал. Ну и, конечно, котята: поначалу смущённые запахами медблока, Серый и Рыжий быстро уясняли, что от лежащего человека можно получить максимум внимания. И главное, он не сможет никуда уйти.

Доктор Олберт не спешила нас выписывать. Мне заменили, кроме всего прочего, правый глаз, а Сикоре — печень, а это были сложные операции. Поэтому она решила перестраховаться. А может, дело было в привычке: на заре своей карьеры она бы боролась за спасение наших жизней, теперь же даже шрамы не всегда получалось различить. Трансплантатная хирургия многое упростила. И сделала нас слишком «беспечными», как жаловалась она.

Мы лежали вдвоём в просторной палате. По стенам здесь вились нарисованные вьюнки, и лампы с койками придерживались той же стилистики: полураспустившиеся бутоны и стебли. Всё было до того причудливо оформлено, что совсем не походило на больницу! Когда я только очнулся, то подумал, что это сон — кусок из прошлого, где мы с Бидди ходили на цветочное шоу. Потом я увидел Сикору у противоположной стены и парящую над ним трёхмерную диагностическую модель. У меня была такая же — их убрали, убедившись, что трансплантация прошла нормально.

Можно было расселиться, но на Тильде никто не посчитал странным, что мы лежали вместе. Вин был прав, различая планету и станцию по этому признаку: ни меня, ни Хаула Сикору не утомляло соседство другого человека, ведь большую часть времени мы проводили в одиночку. То есть без других людей.

Что касается камиллов, то я уже знал, что они в одиночестве не нуждались — совсем напротив! По прибытии в центральный купол Р-ДХ2-13405-1 сразу же подключился к палате. Медосмотры он проводить не умел, но вот обеспечить комфорт — пожалуйста. Причём для обоих: он быстренько скачал всю статистику по склонностям Сикоры, и виртуозно совместил — в освещении, запахах и даже температуре еды.

Я был очень рад, что он уцелел. Собственно, это был второй вопрос после вопроса о Сикоре: «Как там моя зроа? Там ещё камилл был внутри, домашний камилл…» Но они оба выжили: легкие повреждения корпуса вездехода не затронули внутренних блоков. Вообще надо было очень постараться, чтобы навредить камиллам! Если бы пришлось туго, они бы успели перезаписать себя на запасной носитель.

Как мне поведал Сикора, история, случившаяся со всеми нами, была обычной для ТФ. Иногда в таких инцидентах гибли люди (особенно на Катляне и Карише), но чаще всё обходилось коротким отпуском в больнице. Доктор Олберт прекрасно управлялась с травмами и в шутку называла себя «жокеем матричного клонирования»: в Проекте Терраформирования эта технология применялась с самого начала своего возникновения. Так что она могла наблюдать за всем циклом развития — от робких попыток до, пожалуйста, целого человеческого организма.

Со мной вообще было легко: ни отторжения, ни воспалений, ни мутаций. «Чистенько», — как сказала она после завершения операции и причмокнула языком. Новый глаз был, разумеется, предлогом лишний раз пронаблюдать за моим состоянием. А я не видел смысла спорить, потому что не хотел бросать Сикору.

Я не мог его бросить — это главное.

В тот день я нарушил рабочий распорядок: посетил камилла с соседнего материка. Хамор был достаточно далеко, но над морем, где не было никаких преград, зроа развила максимальную скорость, так что добирался я немногим дольше, чем если бы мы летели над лишайниковыми степями Цава.

Как оказалось, камилл, вызвавший меня, был крайне впечатлён отзывами об обслуживании, оставленными в сети его коллегами.

— Я сразу понял, что нужно спросить у вас. Вы понимаете!..

Он хотел узнать у человека, который привык пользоваться услугами камиллов, чем одна профессия отличается от другой, поскольку всерьёз собрался подобрать себе что-нибудь ещё. Быть лабораторным рабочим его не устраивало. Но вначале он собирался изучить тему со стороны пользователя. Например, со стороны меня.

Я перечислил всё, что знал, и, как мог, описал свои ощущения. Домашний ИскИн — это заботливый друг, но тут важно понимать, что жилец будет один — новичку точно не доверят семью! Библиотечного вообще не замечают, это в чистом виде обслуживающий персонал, правда, заведует он не только местом работы, но и интерфейсом поиска, к примеру. Официанты — совсем другое дело, отношение к ним меняется от столовой к столовой. Где-то надо только подавать, где-то — помогать повару. Зато людей больше, а ещё есть завсегдатаи, так что это как бы соединение специфики домашних камиллов и общественного обслуживания.

— И у них у каждого свой характер и особенный голос. И это как бы часть повседневной жизни, — завершил я свой рассказ и спросил:

— А чего тебе на вездеход не попроситься? Сменишь обстановку, но при этом останешься здесь. Мне кажется, неплохой вариант.

Камилл поблагодарил за визит и обещал подумать. Возможно, ему достаточно было самого разговора: кто-то принял его сомнения всерьёз и помог разобраться. И не через сухой анализ статистики, который обеспечивала сеть, а просто, как есть. По-человечески.

Когда я летел обратно на Цав, я думал об И'сы. «Может быть, найти ему здесь работу? Всяко лучше, чем торчать в коридоре!»

Учитывая чудовищную нехватку людей и даже камиллов, замкнутый одиночка, если оставить его где-нибудь в стороне и не дёргать по мелочам, мог давать достаточно материала. И я уже видел, что его индивидуальные особенности не настолько проблемны, если сравнивать с другими чудаками. На планету его не отправили потому, что для ТФ привозили особых камиллов, новых и специально подготовленных, но можно ведь и «бракованного» использовать…

Вдруг небо разом почернело, стало темно, и усилился ветер. Зроа как будто проснулась: разом включились все внутренние панели, и маршрут существенно изменился: мы повернули на юг, в открытый океан. Она заботилась о моей безопасности, потому что через Цав шли смерчи. Климатологи не справились с погодой, и выпустили монстров, которых невозможно было победить — максимум, это выдавить в море. Но даже такой сценарий считался маловероятным.

Об этом всём я узнал в первые секунды. А потом пошло отслеживание тэферов, которые находились в поле. Тэферов-людей.

Камиллы могли втянуть в себя все датчики-щупальца и созвать модулей, после чего вкрутиться поглубже в землю и выпустить вниз крепкий якорь — конструкция была разработана специально под подобные ЧП. Им ничего не угрожало. Тем более не стоило бояться логосам.

Людям было сложнее: либо спрятаться в куполе, либо улететь подальше. Впрочем, один камилл мог предоставить убежище одному человеку: в корпусе было предусмотрено место. А вот тем, кто работал вдали от куполов и камиллов, приходилось несладко. Особенно если это инженер-наладчик атмосферных фабрик. Хаул Сикора как раз был внутри основной «трубы», и ему предстояло сначала вылезти, и только потом — спрятаться. Внутри он был как на ладони, оставалось лишь надеяться на помощь прохожих, вроде меня.