— Кто он?

— Профэксперт-стажёр. Возраст: тридцать пять лет.

— Больше никто?

— Анна Челио. Третья степень. Но в сто девяносто четвёртом году назад с неё был снят этот диагноз. Полностью…

— Сколько ей лет?

— Двадцать два.

— Ясно. Кстати, лучше говорить «год назад». Если это было несколько лет назад, лучше говорить, сколько лет назад, а не год, когда это было. Когда десять лет и позже, тогда уже можно.

— Спасибо большое…

Поскольку я начал по привычке почёсывать ему за ушами, было трудно понять, к чему именно относилась благодарность.

— А что там этот Жубер? Какие-то ещё сложности?

— Нет. Только это.

— Кем он был раньше?

— Состоял в Службе Безопасности. Работал на «Ноэле»…

— Как наш инспектор?

— Да. Я могу сделать биографическую справку по этому параметру.

— Не нужно.

Я обдумывал услышанное. Моя догадка завела в тупик — фобию Жубера я угадал, но с его возможными сообщниками по-прежнему не ясно. Но даже если здесь, на станции, он один, это не значит, что он не выполнит угрозу. Судя по тем устройствам, которые он держит при себе, и маниакальной предусмотрительности, он мог ожидать и того, что я нападу на него…

Напасть? Это идея! Банальная. Но действенная: вес у нас был одинаковый, у меня имелись шансы обездвижить его. А потом? Попрошу поверить мне на слово, что он — преступник? Бывший обэшник, эксперт — объявить его маньяком? Но как доказать? И что если он уже тогда начнёт выполнять свою угрозу?

«Банально — значит, предсказуемо. А он не дурак!»

…В какой-то момент мне стало до того тошно и тяжело, что я представил: это всё такая проверка. Никто никого не собирается убивать. Шантаж, «спасение человечества» и прочие «три дня» — только для того, чтобы проверить мою реакцию, психику, логику… Да что угодно! Меня же человеком признали! Не может же это быть просто так!

Вот только у меня уже был опыт таких «проверок». Они были невинными по сравнению с той «операцией», которую организовал Жубер, а в результате Леди Кетаки лишилась поста, Вильма Туччи попала под прицел Профэкспертов, Эрис Утенбаева была понижена в должности… Потому что при всём их профессионализме, их действия сочли недопустимыми. И в этом были солидарны другие спамеры, профэксперты и простые граждане станции: какой бы высокой ни была цель, нельзя ради неё причинять страдания «подопытному». Тем более нельзя без твоего ведома делать тебя «подопытным».

Если это такая проверка, она не была санкционирована. Потому что разрешить подобный «эксперимент» может только человек, у которого сильно не в порядке с головой. Один такой, два, три — ещё может быть. Но не больше. И не ответственных постах. В Центре живут такие же люди, как на «Тильде». Они объявили меня и моих братьев частью человечества. Они называют убийство — убийством. Они не идеальны, но умеют признавать и исправлять свои ошибки, как все мы. И уж тем более они не применяют методы докосмической!

Даже если Жубер шутил, он всё равно безумец. Потому что чужой жизнью не шутят. Да, он умён, хитёр, предусмотрителен, и условия у меня ещё хуже, чем в прошлые разы… Пожалуй, это тот самый случай, когда мог бы пригодиться опыт инспектора Хёугэна! Всё, что он изучал, и подольше, чем его молодой коллега…

Опыт, паранойя и острое желание уесть меня или хотя бы стать незаменимым — Хёугэну было, что предложить. Да вот беда — Жубер мог следить за ним! Или за мной. Скорее, за мной. Возможно, он намеревался лично следить за мной, чтобы я не осмелился обратиться за помощью к людям. Или подошлёт кого-то ещё, пока сам будет контролировать логосов.

А кто будет следить за Чарли?

Я прекратил почёсывать за ушами — и пересел, чтобы лучше видеть своего «воспитанника». Он же, реагируя на мои движения, поднялся на ноги и завилял хвостиком, обозначая «полную готовность». Смешной лохматый свин, белый в чёрных пятнах, как мы решили в первый месяц знакомства. Хотя можно было и «чёрный в белых».

— Мне нужна большая бумажная открытка и что-нибудь, чем можно писать, — сказал я.

Поскольку при этом я смотрел на Чарли, Р-ДХ2-13405-1 объяснил с некоторым недовольством в голосе:

— Это моя обязанность.

— Кто бы спорил! — усмехнулся я.

— Тебе нужна стандартная открытка? Дизайнерская?

— Большая, — повторил я. — И быстро.

Увы, но оборудование, с которым можно было добиться полной звукоизоляции, стояло лишь в Информатории, да ещё имелось у Жубера. Я никак не мог сделать запись, которую бы не услышал комнатный камилл, а заодно и логос. А если логос услышит, о чём я собираюсь сообщить инспектору… Остаётся старое доброе письмо. Хорошо, что этому ещё учат в школе!

— Готово.

Не прошло и пяти минут с моей просьбы, как из стены выдвинулся письменный стол со стулом — Р-ДХ2-13405-1 не любил, когда я валялся на полу.

— Стандартные открытки. Есть выбор, — предупредил он. — И для письменных принадлежностей тоже предусмотрен выбор.

Мне понравилась открытка с орхидеями на обложке: внутри она тоже была расписана, но цветами бледнее и без поздравительного текста. Хватит места на то, чтобы описать инспектору суть задачи. Так и надо формулировать — описывая задачу. Я же не жаловаться ему собираюсь! Не глядя, я потянулся к пеналу с выбором «письменных принадлежностей» и зажав в кулаке первую попавшуюся палочку со стержнем внутри, я принялся выводить: «Мне угрожает Виктор Жубер — твой знакомый с «Ноэля». Он как Мид, только ещё хуже…»

Не забыл я и про обязательное условие: не сообщать больше никому.

Хаким Хёугэн был едва ли не единственным человеком, чьё поведение было предсказуемо для меня. Кто-то другой мог поступить по-своему — вопреки моим просьбам, и тогда страшно представить, что произойдёт! Инспектор не только знал, как устроена технология шантажа и почему нельзя рисковать — его легко было подкупить предложением «давай сделаем это сами — мы справимся: мы способны».

Закончил я как раз к звонку от Хлои: бедняжка устала ждать меня, бессовестно опаздывающего. А ещё приглашал!

— Я скоро выйду! — прокричал я в микрофон альтера — и вручил открытку Чарлику. — Ты должен отдать это камраду Хёугэну. Не читай. И никому больше не разрешай… Давай я уберу, — и я спрятал открытку в «карман», установленный под шкурой на левом боку свина.

Места там было достаточно, а щель достаточно широкая, чтобы открытка выпала сама. Тайник был устроен для сюрпризов — в основном для Юки. Как и положено тайнику, никто не знал о нём, кроме меня и ещё пары человек, так что здесь я был уверен.

— Это такая игра, — пояснил я. — Понимаешь меня?

— Да, — Чарли кивнул.

Получилось забавно, потому что уши тоже «кивнули», прижавшись на мгновение к мордочке и закрыв ему глаза.

— Это игра, и у неё такие правила. Поэтому выйдешь ты не через дверь, а здесь, — и я указал на ремонтное окно у пола.

Она раскрылось, отреагировав на мой жест, и оттуда выдвинулся широкий ковш, куда следовало сгрузить Чарлика в случае неисправности. Он мог и сам туда забраться, но поскольку я был в комнате, программа посчитала, что нужен ковш.

— Я оформлю это как проверку. А тебя — как выполнившего личную просьбу Посредника — идёт?

Ремонтную систему установили вскоре после того, как Зотов сотоварищи подарили мне свина. Причём я о ней узнал по работе — кроме Посредников да владельцев личных камиллов мало кого извещали о таких мелочах.

— Потребуй, чтобы тебя выгрузили в диспетчерской В2-Х-06. Выйдешь оттуда.

…В первый раз я порадовался, что Хёугэн выбрал себе комнату в блоке, который был ближе всех к посту Отдела Безопасности! А раньше, бывало, поминал недобрым словом его «ностальгию по профессии»: он часто подлавливал меня там. Смотрел укоряюще, не произносил ни слова, но этого хватало…

— Если вдруг камрад Хёугэн будет у себя не один, не заходи — дождись, когда все уйдут. После всего прогуляешься по жилым блокам. Если кто-то из детей захочет с тобой поиграть, соглашайся, зайди в гости… Но про это никому не слова, иначе не по правилам, — и я постучал по его левом боку.