БРОНЗОВЫЙ ВОИН. Перед античной статуэткой («Ты знаками отличий удостоен…»)[289] Ты знаками отличий удостоен — Ты в поножах, шлем у тебя пернат. По имени тебя, суровый воин, Перед когортой называл легат. Откуда ты? Из царственного Рима Иль с острова, где умер добрый Пан, Или весна твоя была хранима Лесною глушью заальпийских стран? Но и сейчас еще совсем ты молод — Открытый взор отвагой озарен, Карникулой тяжелый локоть золот… В какую ты красавицу влюблен? Иль ты еще любви не вверен следу, Лишь ратной славе отдаешь мечты И лишь одну жестокую Победу Преследуешь неумолимо ты? Да, ты за ней бежишь неутомимо: Ведь первый ты вступил в прекрасный храм, Когда таран врата Иерусалима Разбил, как скорлупу, напополам! И ты упал тогда окровавленный, Ты два часа лежал на плитах, нем, И Тит возвел тебя в центурионы И подарил пернатый этот шлем. ……………………………………. Потом — трибун — начальником когорты Ты понесешь священного орла. В иной стране сражений воздух спертый Уже твой крик пронзает, как стрела… И далее… ужель преторианцем Увидеть мне тебя в годах иных, И на матрон с искусственным румянцем Ты сменишь маркитанток полевых? Изнеженность позорна для солдата (И для поэта пагубна она!), Ему нужней костер, рука собрата Да иногда еще глоток вина. Пусть будет так: тебя хранил Создатель От мерзости, но от меча не спас, И образ твой запечатлел ваятель, Чтоб в этой бронзе он дошел до нас. Хвала тебе, солдат, отважный воин Тысячелетий и веков седых, Твой прах истлел, но бронзы удостоен, А гордый дух живет в сердцах иных! ДЕД-МОРОЗ («Ты послушай, шалунишка славный…»)[290] Ты послушай, шалунишка славный, Кто такой наш дедушка Мороз… Это — имя: литерой заглавной Старика почтил великоросс. С уваженьем относиться надо К старику, когда под Рождество Он скрипит пимами за оградой И трещат деревья вкруг него. Седобровый, пусть седобородый, Он — румян и молодо-глазаст; Он из той, из кряжистой породы, Что уже не дожила до нас. Сверстник он богатырям былинным, Друг Микуле, кроткому Илье, — Он и к нашим подошел годинам По своей сугробной колее. Под началом у него метели, Змеи вьюг, слепящие глаза, — Обвивают белые кудели, Обнимает белая гроза!.. С дней еще татарщины, с Батыя, Тропы он заветные берег — Хоронил в лесах скиты святые, Не давал, не отворял дорог. Выходил нежданно из-за ели, Обнимал, укладывал в сугроб… Многие навек окоченели На узлах неразрешенных троп! И, покликав быстролетным вьюгам, Уходил в их стелющийся дым… …Был он нашим стародавним другом И теперь остался он таким! Лес зимою дивно изукрашен — Елочки в тяжелом серебре… И Мороз, наш дедушка, не страшен Краснощекой русской детворе. Он таких, как ты, сердечно любит, В праздники захаживал к таким, Если ж нынче у тебя не будет, Значит, занят чем-нибудь иным… ТРАЛЬЩИК «КИТОБОЙ» («Это — не напыщенная ода…»)[291]
Это — не напыщенная ода, Обойдемся без фанфар и флейт! …Осень девятнадцатого года. Копенгаген. Безмятежный рейд. Грозная союзная эскадра, Как вполне насытившийся зверь, Отдыхает… Нос надменно задран У любого мичмана теперь. И, с волною невысокой споря, С черной лентой дыма за трубой Из-за мола каменного, с моря Входит в гавань тральщик «Китобой». Ты откуда вынырнул, бродяга?.. Зоркий Цейсс ответит на вопрос: Синий крест Андреевского флага Разглядел с дредноута матрос… Полегла в развалинах Россия, Нет над ней державного венца, И с презреньем корабли большие Смотрят на малютку-пришлеца. Странный гость! Куда его дорога, Можно ли на рейд его пустить? И сигнал приказывает строго: «Стать на якорь. Русский флаг спустить». Якорь отдан. Но, простой и строгий, Синий крест сияет с полотна; Суматоха боевой тревоги У орудий тральщика видна. И уже над зыбью голубою Мчит ответ на дерзость, на сигнал: «Флаг не будет спущен. Точка. К бою Приготовьтесь!» — Вздрогнул адмирал. Он не мог не оценить отпора! Потопить их в несколько минут Или?.. Нет, к громадине линкора Адмиральский катер подают! Понеслись. И экипаж гиганта Видел, как, взойдя на «Китобой», Заключил в объятья лейтенанта Пристыженный адмирал седой. Вот и всё. И пусть столетья лягут, Но Россия не забудет, как Не спустил Андреевского флага Удалой моряк! вернуться Бронзовый воин («Ты знаками различий удостоен…»). Р. 1942, № 44. В четвертой строке явная опечатка: «Перед которой…». «Иль острова, где умер добрый Пан…» — остров Санта-Декка на пути из Италии в Грецию. Ср.: «Пан — единственный бог, который умер в наше время. Весть о его смерти принес некто Тамус, плывший в Италию мимо острова Паксы. Божественный голос прокричал через море: «Тамус, ты здесь? Когда ты прибудешь в Палодес, не забудь объявить, что великий бог Пан умер!» Так Тамус и сделал, и весть эта на берегу была встречена всеобщим плачем» (Плутарх. «Почему оракулы молчат», гл. 17). Корникула (или корникул, лат.) — рожок, почетный знак; помещался на шлеме (т. е. герой стихотворения — корникуларий, солдат, награжденный почетным рожком, назначенный на младшую командную должность; на сгибе локтя у него шлем, — отсюда строка: «И подарил пернатый этот шлем»). В журнальной публикации слово проставлено с ошибкой — «карникула». «Когда таран врата Иерусалима / Разбил, как скорлупу, напополам!..» — имеется в виду падение Иерусалима при императоре Тите в 70 г. по Р.Х. вернуться Дед-Мороз («Ты послушай, шалунишка славный…»). «Заря». 1942, 7 января. вернуться Тральщик «Китобой» («Это — не напыщенная ода…»). ЛА. 1942, № 3. Стихотворение основано на историческом факте. Во время Кронштадтского восстания, 13 июня 1919 года один из небольших кораблей, вышедший в дозор, а именно тральщик «Китобой», был уведен командиром сперва к форту «Красная горка», а затем в открытое море и далее в Копенгаген. |
