ЗА 800 ВЕРСТ («Гор обугленные горбы…»)[175] Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь Марина Цветаева Гор обугленные горбы, Мили — до самого близкого. Опрокинув розовые столбы, Закат море обыскивал. Полосы меди отточенной Выковал запада горн. Граниту наносят пощечины Мокрошлепающие ладони волн. Облаков сквозные невода, Умирающая вода. Туда — Камчатка, Киты, туманов молочный напор, Замшевая перчатка На распяленных пальцах гор. Туда — зеленеющие пышно Вулканические острова. Народ, подкрадывающийся неслышно, Убивая, говорящий вежливые слова. Туда — зеленеющие пышно, Светящиеся духи, протяжный гонг. Гонконг, Слоны Сиама. А в Москве светает. (Звонят ли в Москве колокола?) Первого трамвая Густая Гудит пчела. Из переулка такого, Что знал — века, Ломовика Падающая подкова. Ничего не знаю, какая вы! (Видел раз в двенадцатом году.) Переливчатые цвета и вы, Отраженная в голубом льду. Поэтому какая у вас комната, Как вы открываете глаза? Я бы всё это мог выдумать (гном на то!), Но этого нельзя… Ночь. Ветер. Знойный и ночью. (Летают светящиеся мухи.) Пляска шаркающих туфель волн. (Мои глаза электрически сухи.) Ветер. Прибоя и вой, и вол. Сейчас поплыву, волной освечен, Буду клубить под собой межу. Вал, откатясь, обнажает плечи Не человеку уже — моржу. Фыркаю. Камень схватил за спину. Солоны губы. Давай! Давай! И выгибают кошачью спину Волны на каменный каравай. Может быть, вглубь и торпедой до дна, Вытянув рук голубой бугшприт, Чтобы взорвать тот чертог подводный, Где фосфорический свет зарыт. Верблюд в песчаном караване, я Покачиваюсь от ороби: Под грохотом завоевания Всплывают голубые проруби. А вы сейчас пьете чай, Прищуриваясь на строчки, И мне — от морей — различать Маркизетовые цветочки. Хорошо, что вы есть, что ваш Голос слышен до океана, До страны, что живет, жива По Евангелию Иоанна. И стихи вам и петь, и вить, Их за тысячи верст не спрячете! Мне в ладони мои ловить Метеоровые их мячики. Я стою на огне росы, Я на берег себя причалил… (Вы станете — ну да, часы! — Ведь девятый у вас вначале.) Субтропическая, синяя, жаркая. Как танцующие слоны, Шаркают волны. Волны, Отпрыгнувшей прочь, Голубоватый песок. На мысок Берег хвост опускает драконий, иглистый — Шаткий от крена, — Парус контрабандиста. Ветер. Прожектор. Сирена. Дальний Восток. Бухта Улисс «Я одинок, без близких и друзей…»[176]
Я одинок, без близких и друзей, Целую очи моего искусства; Придет толпа — я говорю: «Глазей!» Придет поэт — «Товарищ, знаю вкус твой!» А может быть, стихов из тысячи Кремневых два бессонное терпенье Кладет в карниз — простые кирпичи Собора, загудевшего от пенья. И голуби свистящий свой полет Смахнут с крыла и рядом заворкуют, Ведь сердце обреченное поет, Не требуя награду никакую. САМОЕ ОБЫКНОВЕННОЕ («На Каланчевской пять, квартира три…»)[177] На Каланчевской пять, квартира три, Жил человек. Труслив, к тому ж развязен. На желтом лбу его цвели угри, Воротничок всегда помят и грязен. Но полночью пришел к нему Господь, Он милосерд, иль с неба видно проще, — И до утра, и до рассвета вплоть Сияло в комнате, как в снежной роще. И стало так. Он жил теперь в пустом Пространстве рокота и вихревого гула, А по ночам беседовал с Христом В саду, у склона горного аула. И раз Христос сказал, сияя весь (Они тогда к ручью сходили вместе): «Ошибся я, тебе бы жить не здесь И не теперь, а лет назад на двести!» И с Каланчевской пять, квартира три Поднял его и отослал в былое, И встретил он румяный свет зари В избе, в скиту, в лесу у аналоя. И память старца праведного чтим, Не ведая, не знающие крылий, Что вот прошел он спутником твоим, Что с ним вчера еще мы вместе жили. вернуться За 800 верст («Гор обугленные горбы…»). ВР. 1927, № 11–12. Название не совсем понятно, поскольку стихотворение обращено к Марине Цветаевой, а 800 верст с натяжкой можно толковать разве что как расстояние от Владивостока до Харбина; возможна, впрочем, и связь с поэтическим сборником Цветаевой «Версты», о чем см. ниже. Во времена переписки с Несмеловым (видимо, недолговременной) в конце двадцатых годов Цветаева жила во Франции, откуда до Дальнего Востока — существенно больше, чем 800 верст (и даже больше, чем 8 000 верст, если вкралась опечатка). Эпиграф — из стихотворения М. Цветаевой «Идешь, на меня похожий…» (3 мая 1913 г.). «Звонят ли в Москве колокола?..» — ср. у Цветаевой: «У меня в Москве — колокола звонят…» в стихотворении «У меня в Москве — купола горят…» (№ 5 из цикла «Стихи к Блоку», 7 мая 1916 года) из сборника «Версты» (М., 1922). Бухта Улисс, возле которой жил Несмелов в 1923 году, расположена к югу от Владивостока. вернуться «Я одинок, без близких и друзей…». Приложено к письму от 26 августа 1927 года (РГАЛИ, фонд № 2475 /журнал «Звено»/, опись 1, е.х. 334). Прижизненная публикация неизвестна. Впервые — «Новый журнал» (№ 200, сент. 1995). вернуться Самое обыкновенное («На Каланчевской пять, квартира три…»). Впервые — «Новый журнал» (№ 200, сент. 1995). Прижизненная публикация неизвестна. |
