КОЛДОВСТВО («Прислушалась — и отложила книгу…»)[200] Прислушалась — и отложила книгу… Но угол пуст, и только тишина, Под чешую которой не проникнуть, Каких-то прежних качеств лишена. И, напряженно ожидая знака, Ты, как струна, подстерегаешь звук: Так чувствует незримое собака, Насторожив глаза свои и слух. И вот оно приблизилось, вздымая Сердцебиенье к горлу… Вспомним миф. Так чувствовала Демона Тамара, Худые руки в муке заломив. Падение в беспомощность… Колодцы Летящих глаз… Надменная душа На черном дне их горлицею бьется… И снова — шаг. Опять — кошачий шаг! И отойти, могущество измерив, Уйти неслышно, не подняв лица, Прошелестеть у застонавшей двери, Встревожить сон овчарки у крыльца. И, источая запах серной гари, Отбросить сердце, рыжее, как меч… Ты говоришь, что колдунов сжигали. Нет, девочка, — незримого не сжечь! КОНЧИНА («Карандашом по карте водит…»)[201] Карандашом по карте водит Старик, читая города. Вот точку нужную находит: «Тамбов… теперь еще сюда… Теперь проселочной дорогой, Соседовым березняком, В котором ягод было много И сыроежек… А потом, Потом — паром! А за рекою И дом…» Вдруг лезвием меча Коснулось сердца. «Что такое?» — А смерть глядит из-за плеча. Уже похолодели пальцы, А на груди — в груди? — паук, И гаснет память: встречи, зальце, Глаза, уста и столько рук Протянутых!.. Но смерть сурова, И завтра утром, в час седой: «А генерал-то из шестого Скончался!» — скажет номерной. «На много лет, увы, я старше Вас…»[202] На много лет, увы, я старше Вас, Я тяжелей, а старость не ходатай В делах любви… Пишу, а в этот час Из-за плеча Судьба, как соглядатай, Глядит в тетрадь: «Любовные стишки? Опять? Кому? — Пора б угомониться!» Мне тяжело выслушивать смешки, Мне не под силу, слышите ли, биться За час, за миг… Я знаю — счастья нет, За тенью же его не угоняться… Я, бедный исписавшийся поэт, Глагольной рифмой рад в том расписаться. За поцелуй, за потемневший взгляд, За то, что ты лицом к груди прижалась, Благодарю, — но страшен мне пожар, Тобой зажженный, может быть, как шалость. Простимся же, простимся хорошо, Не опустившись до уколов быта… Я удаляюсь… В темный капюшон Отчаянья — лицо мое укрыто… Харбин, 1931 «День отошел. Отяжелевший, лег…»[203]
День отошел. Отяжелевший, лег, Как вол послушный или слон рабочий, — И эти двадцать или тридцать строк Едва-едва я выпрошу у Ночи. Не выпрошу — так вырву… Карандаш, Покорный друг видений, льнущих к окнам, — Еще одни стихи ты мне отдашь, Что зачинались ямбом пятистопным… А нужно мне сказать лишь об одном: О том, что сердце, стиснутое в обруч Томления, оберегало днем И что теперь взошло, как женский образ… Не назову, не выскажусь ясней, Не обозначу знаком, цифрой, годом, Не намекну, не прошепчу во сне, Не зашифрую самым строгим кодом… …Спасибо, Ночь. Спеши над миром течь Туманами, огнями голубыми… А мне, как заговорщику, беречь Еще Гомеру ведомое имя. Харбин, 1931 «…Не случайно …Был намечен выбор…»[204] …Не случайно …Был намечен выбор, Был в безмолвьи пройден долгий путь… Без победы этой не могли бы Мы и капли счастья зачерпнуть. Ты лицом к груди моей прижалась… О защите? О любви? О чем?.. И не только нежность, но и жалость Обожгла мне сердце горячо… Взор тонул в глазах полузакрытых, Умирал полуоткрытый рот… Твоего дыхания напиток Сладостнее лотоса цветет… Знаю я всё то, что надлежало б Испытать нам в вечер тот глухой, — Но ведь ты к груди моей прижалась С нежностью доверчивой такой… Темный зверь не вырвался из плена, Он дремал на дальнем берегу… Я и сам, и сам не знал, Елена, Как, любя, любовь беречь могу… Харбин, 1932 СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ («Хорошо на легких лыжах…»)[205] Хорошо на легких лыжах Мчаться с белого холма, Чтобы ветер бега выжег Всю тоску твою сполна. Чтобы радом в белом светре Мчалась та, что так мила, Чтоб пронзила в этом ветре Сердце — общая стрела. Были многие другие, Много взоров и ланит, Но далекая Россия Ту, далекую, хранит… Называлася Лидусей, Гимназисткой костромской, Очи — сини, косы — русы, Голос ласковый такой. Аракчеевским кадетом Приезжал ты. Счастья нет, — Не гусаром, а поэтом Отчего-то стал кадет. Дома жарко дышит печка, А на улице — мороз… Выбегала на крылечко, За тобой он лыжи нес… Ах, коричневая шубка, Капор, муфта из песца! Наст похрустывает хрупко, В нетерпении сердца… Север. В три уже темнело, Зажигал окошки дом И поземкою звенела Ночь, как чистым серебром. Перекатывало небо Лучезарные столбы… Память, большего не требуй, — Тяжела рука Судьбы. Дивным Северным Сияньем Даль моя озарена, И томит воспоминанье Крепче терпкого вина. вернуться Колдовство («Прислушалась — и отложила книгу…»). Р. 1931, № 52. вернуться Кончина («Карандашом по карте водит…»). Р. 1936, № 6. Ранее — ВР. 1931, № 5/6 (под заглавием «Эмигрант»). вернуться «На много лет, увы, я старше вас…». Архивная копия (из собрания Е.А. Васильевой). Прижизненная публикация неизвестна. вернуться «День отошел. Отяжелевший, лег…». Архивная копия (из собрания ЕА Васильевой). Аутентичная прижизненная публикация неизвестна. «Еще Гомеру ведомое имя…» — Елена, имя Васильевой. Существует публикация этого стихотворения в ЛА (1945, № 12; в том же номере опубликован рассказ Несмелова «Судьба»), однако за подписью «Елена Даль». В пользу авторства Несмелова говорят следующие факты: у Е. Васильевой хранился автограф стихотворения (времен ее романа с Несмеловым) со строго указанной датой; в публикации 1945 года строки 10–12 выглядят следующим образом: Пока живет еще святая память Несбывшейся надежды о большом, И ввергнувшее душу точно в пламя. Кроме того, две последние строки в публикации выглядят так: А мне, как заговорщице — беречь Еще кому-то ведомое имя. Иначе говоря — вытравлены все следы того, что стихотворение посвящено мужчиной женщине. Это не единственный случай, когда стихи Несмелова попадали в печать под чужой фамилией (об этом см. в предисловии). О Елене Даль (Плаксеевой) известно мало: с 1922 года жила в Харбине, в 1940-х годах ее стихи печатались в «Рубеже» и «Луче Азии», в альманахах «Прибой» и «У родных рубежей». «На конкурсе русских поэтов, проживающих в Маньчжу-Ди-Го, устроенном весною 1941 года, получила вторую премию по разделу национальной героики» («У родных рубежей». Харбин, 1942. Вып. 2. С. 125.) О появлении фиктивных поэтических звезд на литературном небосклоне Харбина см. в рассказе «Поэтесса Верочка» (т. 2 наст. изд.). вернуться «Не случайно… Был намечен выбор…». Архивная копия (из собрания Е.А. Васильевой). Прижизненная публикация неизвестна. вернуться Северное сияние («Хорошо на легких лыжах…»). Автограф (собрание Е.A. Васильевой). Опубликовано — Р. 1937, № 2 (под заголовком святках»). «Аракчеевским кадетом…» — Митропольский окончил в 1908 году Нижегородский Аракчеевский корпус. |
