ЛАМОЗА[138] Синеглазый и светлоголовый, Вышел он из фанзы на припек. Он не знал по-нашему ни слова, Объясниться он со мной не мог. Предо мною с глиняною кружкой Он стоял, — я попросил воды, — Пасынок китайской деревушки, Сын горчайшей беженской беды! Как он тут? Какой семьи подкидыш? Кто его купил или украл? Бедный мальчик, тайну ты не выдашь, Ведь уже ты китайчонком стал! Но пускай за возгласы: ламоза! (Обращенные к тебе, ко мне) Ты глядишь на сверстников с угрозой — Всё же ты светлоголов и розов В их черноголовой желтизне. В этом — горе всё твое таится: Никогда, как бы ни нудил рок, С желтым морем ты не сможешь слиться, Синеглазый русский ручеек! До сих пор тревожных снов рассказы, Размыкая некое кольцо, Женщины иной, не узкоглазой, Приближают нежное лицо. И она меж мигами немыми Вдруг, как вызов скованной судьбе, Русское твое прошепчет имя, Непонятное уже тебе! Как оно: Сережа или Коля, Витя, Вася, Миша, Леонид, — Пленной птицей, задрожав от боли, Сердце задохнется, зазвенит! Не избегнуть участи суровой — Жребий вынут, путь навеки дан, Синеглазый и светлоголовый, Милый, бедный русский мальчуган. Долго мы смотрели друг на друга… Побежденный, опуская взгляд, Вышел я из сомкнутого круга Хохотавших бритых китайчат. В ЛОДКЕ[139] Руку мне простреленную ломит, Сердце болью медленной болит; «Оттого, что падает барометр», — С весел мне приятель говорит. Может быть. Вода синеет хмуро, Неприятной сделалась она. Как высоко лодочку маньчжура Поднимает встречная волна. Он поет. «К дождю поют китайцы» — Говоришь ты: есть на всё ответ. Гаснет запад, точно злые пальцы Красной лампы убавляют свет. Кто сказал, что ласкова природа?.. Только час — и нет ее красот. Туча с телом горбуна-урода Наползает и печаль несет. Ничего природы нет железней: Из просторов кратко-голубых Вылетают грозные болезни, Седина — страшнейшая из них. Мудрость кротко принимает это, Непокорность — сердца благодать, Юнкер Шмитт хотел из пистолета Застрелиться, можешь ты сказать. Прописей веселых и угрюмых Я немало сам найти могу, Но смотри, какая боль и дума В дальнем огоньке на берегу. Как он мал, а тьма вокруг огромна, Как он слаб и как могуча ночь, Как ее безглазость непроломна, И ничем ее не превозмочь! Только ночь, и ничего нет кроме Этой боли и морщин на лбу… Знаю, знаю — падает барометр. Ну, давай, теперь я погребу. 1. «Ночью думал о том, об этом…»[140] Ночью думал о том, об этом, По бумаге пером шурша, И каким-то болотным светом Бледно вспыхивала душа. От табачного дыма горек Вкус во рту. И душа мертва. За окном же весенний дворик, И над двориком — синева. Зыбь на лужах подобна крупам Бриллиантовым — глаз рябит. И задорно над сердцем глупым Издеваются воробьи. 2. «Печью истопленной воздух согрет…» Печью истопленной воздух согрет. Пепел бесчисленных сигарет. Лампа настольная. Свет ее рыж. Рукопись чья-то с пометкой: Париж. Лечь бы! Чтоб рядом, кругло, горячо, Женское белое грело плечо, Чтобы отрада живого тепла В эти ладони остывшие шла. Связанный с тысячью дальних сердец, Да почему ж я один, наконец? Участь избранника? Участь глупца?.. Утро в окне, как лицо мертвеца. НА РАССВЕТЕ Мы блуждали с тобой до рассвета по улицам темным, И рассвет засерел, истончив утомленные лица. Задымился восток, заалел, как заводская домна, И сердца, утомленные ночью, перестали томиться. Повернувшийся ключ оттрезвонил замочком прабабки, Замыкавшей ларец, где хранятся заветные письма, Где еще сохраняется запах засушенной травки, Серый запах цветка, бледно-розовый — нежности, мысли. Я тебя целовал. Ты меня отстранила спокойно. В жесте тонкой руки почему королевская властность? Почему в наши души вошла музыкальная стройность Стихотворной строкой, победившая темную страстность. Было таинство счастья. На его изумительном коде Прозвенели слова, как улыбка ребенка, простые: «Посмотри-ка, мой милый, над городом солнышко всходит, И лучи у него, как ресницы твои, — золотые!» вернуться Ламоза. Ламоза — в китайском просторечии «русский». Русские дети в Маньчжурии часто попадали в китайские семьи и воспитывались в них, однако кличка «ламоза» обычно так и оставалась с ними на всю жизнь. На северо-востоке Китая русских и сейчас называют ламозами. вернуться В лодке. «… Юнкер Шмитт хотел из пистолета…» — полуцитата из стихотворения Козьмы Пруткова «Вянет лист. Проходит лето./ Иней серебрится… / Юнкер Шмидт из пистолета / Хочет застрелиться». вернуться «Ночью думал о том, об этом…». См. в разделе стихотворений, не вошедших в сборники, прим. к стихотворению «Ясность». |
