ПОДВИГ («Обозный люд, ленив и беззаботен…»)[235] Обозный люд, ленив и беззаботен, Разбрелся по халупам и дворам. Всё небо в тучах. Маленький Сахотин В дожде, в ветру… и с ним по временам Гул долетает канонады тяжкий… В оконных рамах дребезжит стекло. А вот штандарт. И у штандарта с шашкой Стоит казак. И шашка — наголо. Но что за крики, что за топот странный, Чужих коней стремительная рысь? К оружию!.. Немецкие уланы В несчастное местечко ворвались! Они неслись, как буревая туча. Кто даст отпор? Победа им легка… Обоз захвачен, и плачевна участь Штандарта беззаботного полка! Ужели враг его святыню отнял? Погибла честь, и рок неумолим? Но в это время забайкальскии сотник С разведки шел. Лишь девять сабель с ним. — За мной, орлята! — Ринулись казаки, — Так в груду тел врезается ядро. И все трофеи, не приняв атаки, Им возвратил немецкий эскадрон. Святой Георгий грудь героя тронул, И белый крестик засиял на ней. Но кто герой истории моей, Кто этот сотник? Атаман Семенов. БЕДНОСТИ («Требуй, Бедность, выкупа любого…»)[236] Требуй, Бедность, выкупа любого Из твоих когтей, — Отбирай из самого святого, Что всего святей! Отнимай, как победитель грубый, Всё и навсегда: Приказания твои — как трубы Страшного Суда! Вымогай заимодавцем грозным, Ставь на правежи! Чахлым недугом туберкулезным К койке привяжи! Наклоняй негнущуюся спину, Бей кнутом по ней; Укажи холопство дворянину Голубых кровей! Вкладывай топор тяжеловесный В руки батраку; Шествуй вместе с девушкой чудесной В спальню к старику… Что еще… С покорностью какою К алтарю припасть? Не себя ли собственной рукою Пред тобой закласть? О, Богиня, грозным повеленьям Внемлет всё кругом: Пред тобою все мы — на колени И о землю лбом! ЗА ОКЕАН («Из русской беженки возвысясь…»)[237]
Из русской беженки возвысясь До званья гра жданки чужой, Из русской девушки став миссис, Американкой и женой, Вы всё же, думаю, в полете, В тревоге поисков еще… Ну, как, Тамара, вы живете, Как день восходит и течет? В труде, в тоске, в заботном плене, В любви семейственной, простой, И часто ль душу вдохновенья Сжигает пламень золотой? Уж по-английски, не по-русски Стихи у вас, сказали мне, И вы уже не в скромной блузке, Как я вас помню в Харбине. Но так-то именно и надо, Надменность юности права: Глаза у вас стального взгляда, Стальная ваша синева! Как удивительно — есть люди, Чей лик несешь через года, Но встречи с коими не будет На этом свете никогда. И, неким скованный союзом В просторах сущих и былых, — Молюсь о вас российским музам И песню требую у них! И, если к сердцу эти звуки, Их скрытая, большая высь, Над океаном наши руки В рукопожатии сошлись! «Сегодня я выскажу вам…»[238] Сегодня я выскажу вам Самые сокровенные мысли, Которые раньше прятал, Как неприличную фотографию Прячет гимназист. Как он, замирая от сладострастия, Отдается ей, запершись в клозете, Так и я вытаскиваю эти слова Из конуры моего одиночества. Послушайте, На чем основано Ваше презрение ко всему, Что не изъявляет желания Гладить вас по шерстке? Вы умны? — Нисколько. Вы талантливы? — Ровно настолько, Чтобы писать стихи, За которые платят По пяти центов за строчку. Пожалуйста, не улыбайтесь! Это не шутка И даже Не желание оскорбить, Это много больнее И называется — истиной. Кроме того, вы блудник: Вы не пропускаете мимо ни одной женщины Без того, чтобы не сказать ей глазами, Что всегда готовы к прелюбодеянию, Как револьвер к выстрелу. Малейшая неудача Приводит вас в отчаяние, Но подлинное несчастье Не ощущается вами, Как землетрясение не ощущается клопом. И все-таки, Человек высоких вдохновений, Я испытываю к вам Родственную — наикрепчайшую! — любовь, Которая мучит меня, Как мучит порядочного человека Связь с недостойной женщиной. Да, вероятно, Я когда-нибудь убью вас, Как добродетельная жена Убивает мужа, Изменившего ей с проституткой. И что же, Ваше внимательное и любезное лицо, Лицо сорокалетнего мужчины, Продолжает улыбаться? Вы слушаете меня, Как слушают старую, надоевшую жену, Как институтские глупости Некрасивой женщины! Я отклоняю дверцу зеркального шкафа. Ибо, если невозможен развод, Лучше уметь Не замечать друг друга. Отправляйтесь жить своею жизнью, Как я живу своею. До новой встречи в уличающей плоскости Первого зеркала! вернуться Подвиг («Обозный люд, ленив и беззаботен…»). ЛA. 1936, № 10. Сахотин — городок на территории Австро-Венгрии (ныне в Словакии), где действительно имело место сражение, описанное Несмеловым. Атаман Семенов — Семенов Григорий Михайлович (1890–1946), атаман Сибирского казачьего войска. В 1917 поднял антисоветское восстание в Забайкалье. Преемник администрации Колчака. В 1945 году захвачен советскими войсками в Маньчжурии и казнен в Москве. вернуться Бедности («Требуй, Бедность, выкупа любого…»). «Ковчег» (Нью-Йорк, 1942). Для публикации (по автографу) было передано П.П. Балакшиным (1898–1990), находившимся с Несмеловым в переписке в 1936–1937 годах. вернуться За океан («Из русской беженки возвысясь…»). Копия автографа (прислана В. Перелешину П. Балакшиным из США). Прижизненная публикация неизвестна. Адресат стихотворения — поэтесса Тамара Андреева: конце 1920-х она переехала в США, жила в Калифорнии, продолжала печататься в русских изданиях Китая. вернуться «Сегодня я выскажу вам…». Машинопись с правкой от руки (послало Несмеловым в Сан-Франциско П.П. Балакшину для альм. «Земля Колумба»). Прижизненная публикация неизвестна. В сохранившейся переписке Несмелова с Балакшиным не упоминается. Условно может датироваться 1936–1937 годами. По всей видимости, это единственное сохранившееся стихотворение Несмелова, написанное верлибром. В машинописи после девятой строфы еще одна, перечеркнутая от руки: Да, Одновременно Я испытываю к вам Отвращение и любовь, И, чтобы истребить ее, Я буду вынужден когда-нибудь Уничтожить вас. |
