СОЗРЕВШАЯ ОСЕНЬ («Окно откроем, и не надо…»)[220] И, напевая, вдохнул созревшую осень. Уот Уитмен Окно откроем, и не надо Курить без передышки… Встань. За ночь бессонную награда — Вот эта розовая рань. Вот эта резвая свобода Порвать любой тревоги счет. Гудок какого-то завода Уже на улицу зовет, И свежесть комнату ласкает… Смотри-ка — девушка бежит, Ее торопит мастерская, Улыбкой взор ее дрожит. И, как два яблока на блюде (Горжусь сравнением моим!), Она несет две спелых груди Под тонким джампером своим. Но рано думать о десерте, Плотским желанием горя… Кто из поэтов запах смерти Учуял в зовах сентября? Он просто лжец! С какой отрадой Я пью хрустальное вино, И, право, всё, что сердцу надо, В глотке смакующем дано. ВОЗВРАЩЕНИЕ («Юноша, как яблоко, румян…»)[221] Юноша, как яблоко, румян, От родных уплыл за океан. Жил безвестно он в краю чужом, Счастье он нашел за рубежом. Зрелым мужем, весел и богат, Странник возвращается назад. Вот и дом. Стучит… Ответа нет… Вышел потревоженный сосед. «Где отец мой?» — В ветре шелестит: «Твой отец на кладбище лежит. Холмик неоправленный сдвоя, Рядом с ним и матушка твоя…» «Где мой брат?» — И голос отвечал: «Брат твой нищим попрошайкой стал. Где-нибудь в трущобе, вниз лицом Он лежит, исколотый шприцом». «Где сестра?..» — Приезжему сосед Почему-то медлит дать ответ. Хлопнул дверью; доплеснула мгла Черным ветром: «Лучше б умерла!..» Город черен, грозный город спит. Рыжий котик возле ног пищит. Взял зверька под теплое пальто, А глаза — к звезде. В глазах: «За что?..» «Опустошен, изжеван, как окурок…»[222] Опустошен, изжеван, как окурок, И все-таки упорней, чем обет, — Истрепанный предшественником Нурок: «The boy is good. The book is very bad». Зачем ему?.. Чужой язык — что крепость Сорокалетнему: ее не окружить. Не иллюзорна ли вся наша цепкость, С которой мы хватаемся за жизнь? И думаешь: вот так туберкулезный Порой себе внушает аппетит, А смерть уже своей косою грозной Над согнутой спиной его звенит. Зловеще нависающего мига Не отстранить, не выползти из рва, И нам нужна единственная Книга, В которой есть об Иове слова. ГРЯДА («Щетина зеленого лука…»)[223]
Щетина зеленого лука На серой иссохшей гряде. Степные просторы да скука, Да пыльная скука везде! Вращает колеса колодца Слепой и покорный ишак, И влага о борозду бьется, Сухою землею шурша. И льется по грядам ленивой Струей ледяная вода, — Не даст ни растения нива Без каторжного труда. Китаец, до пояса голый, Из бронзы загара литой, Не дружит с усмешкой веселой, Не любит беседы пустой. Уронит гортанное слово И вновь молчалив и согбен, — Работы, заботы суровой Влекущий, магический плен. Гряда, частокол и мотыга, Всю душу в родную гряду! Влекущее, сладкое иго, Которого я не найду. «Над обрывом, рыж и вылощен…»[224] Над обрывом, рыж и вылощен, Иностранец-рыболов. Гнется тонкое удилище. «Не с добычей ли? Алло!» На воде — круги и полосы. Натянулась леска вкось. Тусклый голос, скучный голос: «Понимайте, сорфалось!» И опять застыли оба мы, И немую ширь реки Гладят пальчиками добрыми Голубые ветерки. Даль речная как плавило — Вся из жидкого огня… Сколько раз судьба ловила На крючки свои меня! Сколько раз, как мистер этот, Эта клетчатая трость (Знать, крючка такого нету!), — Сокрушалась: «Сорвалось!» Но не надо бы бахвалиться — Похваляться хорошо ль? Поплавка грозящий палец Мигом под воду ушел. И маши теперь удилищем, Чертыхаясь что есть сил… Иностранец, рыж и вылощен, Даже глаза не скосил. вернуться Созревшая осень («Окно откроем и не надо…»). Р. 1934, № 42. Эпиграф — из стихотворения Уолта Уитмена «Когда я услыхал к концу Дня» (перевод К. Чуковского). Джампер (уст.) — джемпер. вернуться Возвращение («Юноша, как яблоко, румян…»). Р. 1934, № 44. вернуться «Опустошен, изжеван, как окурок…». Р. 1934, № 46. Нурок — автор известного в начале XX века учебника английского языка. «The boy is good. The book is very bad» (англ.) — «Мальчик хороший. Книга очень плохая». вернуться Гряда («Щетина зеленого лука…»). Ф. 1935, № 14. вернуться «Над обрывом, рыж и вылощен…». Р. 1935, № 31. |
