(«В дни безграничных увлечений…»)
См. еще о гармонии: «В глуши лесов…» – «Звезда» – «А. А. Воейковой» – «Она» – «Лазурные очи» – «На смерть Гёте» – «Весна» – «Ахилл» – «Еще как патриарх» – «Молитва». Власть гармонии – таинственна:
Ту назови своей звездой,
Что с думою глядит
И взору шлет ответный взор
И нежностью горит.
(«Звезда»)
Ты полон весь мечтою необъятной,
Ты полон весь таинственной тоской.
(«Она»)
И при тебе душа полна
Священной тишиной.
(«А. А. Воейковой»)
И на строгий Твой рай
Силы сердцу подай.
(«Молитва»)
Гармонии таинственная власть
Тяжелое искупит заблужденье –
действенное значение поэзии.
И если бы Боратынский верил в душу, всецело его душе отвечающую по способности и силе восприятия его творений, то не только о своей душе сказал бы он:
И чистоту поэзия святая,
И мир отдаст причастнице своей.
Но – эта чистота и этот мир для другой души, если они – следствия истинного символического искусства, лежат уже вне его, т. к. символизм искусства лежит вне эстетических категорий. И певец, поскольку он выражает не личное, не свое, а – «старец нищий и слепой» — беседует с музою всенародной –
поскольку он… не поэт:
Ты избранник, не художник! –
говорит ему Боратынский:
Попеченья гений твой
Да отложит в здешнем мире:
Там, быть может, в горнем клире
Звучен будет голос твой.
(«Что за звуки мимоходом…»)
(Как, однако, построить эстетику символического искусства, если символизм лежит вне эстетических категорий?)
Вот отрывочные примеры того, как Боратынский понимал и в отдельных чертах практически создавал поэзию как искусство символическое. Еще такие черты.
Будить в слушателе ощущения непередаваемые . Почти все лучшие стихи Боратынского таковы.
Вызывать чувство связи вещей, эмпирически разделенных . Простейшие примеры: «Рифма» и «На посев леса».
Слова – эхо иных звуков. Особенно чувствуется, например, в пьесах: «А. А. Воейковой» – «Своенравное прозванье…»– «Звезда» – «Буря» – «Она» – «Как много ты в немного дней…»– «Небо Италии» – «Недоносок» – «Рифма» – «Молитва» и др.
Творить малое великим : наглядные примеры – совсем по–разному: «Филида» – «Что за звуки мимоходом».
Эластичность образа, его внутренняя жизнеспособность .
Актуальная свобода . – Всё это есть в поэзии Боратынского, – не потому ли, что он, как художник – и певец, и живописец – пластик, и – тайновидец, правящий волею того, кто отдается ему?
* * *
Боратынский – поэт противочувствий, художник разлада, для него душа человеческая – «недоносок», витающий –
крылатый вздох
Меж землей и небесами;
«чуждый земного края», но и — слабо слышащий «арф небесных отголосок». Мы слышали от Боратынского, что для него «отчизна давняя» человека — «стихийное смятение», тютчевский «древний хаос», «родимый». И как у Тютчева – сердце его бьется «на пороге как бы двойного бытия».
Любить и лелеять недуг бытия
И смерти отрадной страшиться –
(«Дельвигу»)
удел наш, людской. Но мы, художники –
Две области: сияния и тьмы
Исследовать равно стремимся мы.
(«Благословен святое возвестивший…»)
Сияние — тьма.
Мысль – чувственное. («Всё мысль…»)
Надежда и волнение – безнадежность и покой («Две доли»).
Истина — «О юных днях слепое сожаленье» («Истина»).
Державный Рим – Призрак-обвинитель («Рим»).
Мир явный – мир мечты («Фея»).
Света шум – Тишина кладбища («Череп»).
Взоры друзей – Светлый взор звезды («Звезда»), Природы чин – Буря хляби морской.
Медленная отрава бытия – Зов к давно желанной брани («Буря»).
В живой радости – Тоска («Когда взойдет…»)
Эмпирей – Хаос («Последняя смерть»).
Мечта необъятная – Таинственная тоска («Она»), Поэтическая мечта – Посторонняя суета («Чудный град»). Небесные мечты – Откровенья преисподней («Бокал»), Легкокрылые грезы, дети волшебной тьмы – видения дня («Толпе тревожный день приветен…»). (NB. Недаром вообще антитеза – любимый ход мысли, любимый прием Боратынского). Художник разлада, поэт противочувствий находит согласие и строй в редкие моменты воспоминаний («Воспоминания», «Деревня», «Запустение»), спокойной любви («Она», «Лазурные очи», «Своенравное прозванье», «Когда, дитя…»), веры («Звезда», отрывок из поэмы «Вера и Неверие», «Имя», «Мой Элизий», «Мадонна», «Ахилл», «Молитва»), близости к природе («Деревня», «Водопад», «На смерть Гёте», «Весна, весна!»). – Пьесы пластические («Наяда», «Алкивиад», «Ропот», «Мудрец», «Еще как патриарх…»), свидетельствуя нам обретения художника, косвенно (особенно для Боратынского) говорят нам о достигнутой гармонии души человека. Но наиболее полной, наиболее ощутимой и прочной гармонией, наиболее полным жизненным примирением, наиболее стройным разрешением душевных противочувствий и умственного разлада – является творчество, художество не в себе самом (как утешение, отвлечение, услаждение), а как живая жизнь, часть жизни остальной, лежащая, как и она, вне критериев эстетических. Прежде всего такова роль искусства (и самого процесса творчества: NB пьеса «Скульптор») для души самого художника как человека:
Душа певца, согласно излитая,
Разрешена от всех своих скорбей.
…И в звучных, глубоких отзывах сполна
Всё дольное долу отдавший
К предвечному легкой душой возлетит.