VI Ты их читал – душой, с самозабвеньем: «Ужасный век, ужасные сердца». – Мне не забыть, каким проникновеньем Волшебный стих звучал в устах отца. И не один мне намять до конца Стих сбережет, так явно всемогущий, В движении любимого лица И в голосе живом навек цветущий. VII
Еще люблю под липовою кущей Родных аллей его воспоминать; А возле, там – порфирою цветущей Тех цветников живая благодать. Что он любил лелеять и ласкать Живой весной и благодатным летом, Великую в Труде лобзая Мать, С лопатою умея быть Поэтом. VIII Еще люблю с зеленым кабинетом И с книгой слить мечтанья о былом. Когда б душе напомнил лишь об этом Тот, сладостный весельем и трудом, Но памятный и горем старый дом! Тот старый рок – сокрыт и неминуем – Постигнул нас таинственным судом, Что мы, младенцы, всё же смутно чуем; IX Соединил последним поцелуем С родимыми – сыновние уста, Каким навек нетленно знаменуем Сомкнутые в волшебный круг лета. Пусть эта жизнь у жизни отнята; О, тихий звук последних слов прощальных! Звездою грусть озарена, свята, Из далей тех, безоблачно-печальных. X Благословен безмолвный мир тех дальних Благих годов! Звезду свою зажгло Прозренье – смерть – из дней многострадальных. Передо мной открыто и светло Спокойное высокие чело; Напутствие в земном пути навечно, Живой руки пожатие тепло; А прошлое – так ясно человечно. Эпилог I Пускай же всё, как время, быстротечно; Свет Памяти одной незаходим. И помню всё: я пел в тот миг беспечно, Как над судьбой суровый серафим Стоял, крылат и тих с мечом своим. Не слыша слов, я в легком дуновеньи Вдруг всё постиг, молчанием томим – И сам замолк: священное мгновенье! II Так строгого крыла прикосновенье И песнь мою постигло, и меня. Поныне я пою в самозабвеньи, Минувшее молитвенно храня. Кому ж сейчас – не в суетности дня – В предтишии ночной поры глубокой Душа поет? тому, кто ей родня – Мой первый друг: сейчас – ты друг далекой. III Но близок ты душою тайноокой И в этот миг моей души. Внемли Здесь повести простой и одинокой, Мне веющей теплом родной земли, Где вместе мы когда-то расцвели, Где видел ты – равно для сердца живы – Волшебные в лазури корабли – Моей души к ее звездам порывы. IV В ночи звезда. Напевны и нелживы Ее игрой взнесенные мечты. И страсть – звезда. Глубокие отзывы Ей рождены в эфире чистоты. И смерть – звезда. Какие высоты Озарены твоим лучом нетленным! Не волею ль великой веешь ты? Не духом ли – живым, родным, не пленным? V Ночь. Страсть и Смерть. Созвездьем незатменным Блеснули мне в далекие года – И с той поры наитьем неизменным К вам устремлен мой дух всегда, всегда. Для странника настала череда Излить души заветные признанья, – Чтоб только лишь не затереть следа В моем лесу великого молчанья. ОГАРЕВСКИЕ РАЗДУМЬЯ 1 На старые стулья, и кресла, И стол, и в пыли зеркала Глядел я – и тускло воскресла Вся боль, что недавно была. И стало мне грустно, уныло; Я думал о жизни своей: О, как всё проходит, всё было – И радость, и горе людей. И что же из этого станет? Еще кое-что, что пройдет – И снова в минувшее канет, Опять и опять в свой черед. И скука осыплется пылью На стекла зеркал по пути И будет над бывшею былью Свою паутину плести. 2 Спать хочется и не могу решиться Прилечь, уснуть. Душа пуста и скукою томится. Но как-нибудь Всё лучше, хоть нанизывая строки Еще к письму, Одолевать положенные сроки И гнать дрему. Пусть ничего ты больше и не скажешь, – Вольнее грудь. И словно бы спокойней, легче ляжешь – Вздохнуть, уснуть. 3 Ты, может быть, в большой столице, Где шумно весело тебе: Движенья, звуки, краски, лица… А я вручен простой судьбе. Я здесь проехал мимо дома, Где полукруглое окно. Вверху окошечко знакомо И мило мне давно-давно. Был воздух влажный и весенний, – Мне время славное пришло На память; но от тех мгновений Тревожно мне и тяжело. Я их люблю. Но и не знаю, Куда из них я выхожу, Начав прекрасно; верный краю Родному, по тебе тужу. |
