XXIV. «Ночь и дождь за окном, и я у двери оставил…» Ночь и дождь за окном, и я у двери оставил Мокрую обувь и плащ; спички нашарил впотьмах, Лампу скорей засветил – и узор занавески знакомый, Полузакрывшей окно, выступил ярко на свет; Мухи вокруг зажужжали, и дождь за окошком лепечет; Я же невинно пишу в старой тетради моей И о шумящем дожде, и о мухах жужжащих – и разве Так уж блажен мой покой, чтоб о дожде мне грустить? XXV. «Молвил однажды Катулл: не видим сами мы торбы…»
Молвил однажды Катулл: не видим сами мы торбы, Что за спиною у нас. Торба моя – тяжела; Что в ней за ноша – не знаю, во многом грешный; но боги Да не завидуют мне Цезий, Суффен и Аквин! Если ж прогневал вас этой мольбой, простите, благие: Чудятся мне за спиной всё эпиграммы мои. XXVI. «Вот из Парижа письмо, а вот – из Швальбаха. Други!..» Вот из Парижа письмо, а вот – из Швальбаха. Други! С яркой палитрой один, с лирою звонкой другой. Рад я внимать повторенные сладостной дружбы обеты, В милой уездной глуши письмами вдвое счастлив; Рад – и еще возвышаюсь душой в чистоте угрызений: Скольким недальним друзьям, вечно с пером – не пишу! XXVII. «Лесбии нет в эпиграммах моих; или только мечтою…» Лесбии нет в эпиграммах моих; или только мечтою, Словно пустынник во сне, женственный образ ловлю. Вот отчего эти строки одна на другую похожи: Тщетно уюта искать – там, где живет холостяк. XXVIII. «Если, усталый, ты хочешь пожить и подумать спокойно…» Если, усталый, ты хочешь пожить и подумать спокойно, Если не прочь, уступив слабости милой, писать, – В домике сельском, где ты – в радушном уединенье, Кстати услуги тебе глухонемого слуги. Изредка входит старик, издающий странные звуки, Быстрый в движеньях живых, и, улыбаясь тебе, Грустными смотрит глазами и свой разговор начинает В знаках – житейски простой и торопливый всегда. Ты, – не поймешь ли, поймешь, – а порой одинаково чуешь Некий таинственный мир ясности и тишины. XXIX. «Был я доволен поездкой недальней; здесь же, вернувшись…» Был я доволен поездкой недальней; здесь же, вернувшись, Чувствую, право, себя — словно бы дома опять. Всё же – еще затеваю свидание с милыми сердцу; Снова сюда возвращусь, – буду ли радостен вновь? Кажется, так хорошо, что и там, и здесь-то я дома; Пусть же я дома – везде. Так ли уж всё хорошо? XXX. «Кажется, вдруг своротил на элегию я с эпиграммы?..» Кажется, вдруг своротил на элегию я с эпиграммы? Будь эпиграммой она самою злой – на меня. XXXI. «Пусть – я подумал сейчас – на дневник, хоть случайный, похожи…» Пусть – я подумал сейчас – на дневник, хоть случайный, похожи Вы, эпиграммы мои, как и другие стихи; Все, на него не похожие, только тогда и прекрасны, Ежели в стройной красе кроется тот же дневник. Так я думал всегда; но еще прибавлял неизменно: В строгом порядке держи лирики тайный дневник. XXXII. «Ты, кто сейчас на балконе, в том доме дальном и милом…» Ты, кто сейчас на балконе, в том доме дальном и милом, Где я когда-то любил, детским томленьем страдал, – Ты, кто любуешься звездной торжественной, тихою ночью, – Музыку слышишь ли ты? Слышишь простые слова? День незабвенный и вечер второго августа! Сердце Их сохранило и вот – их годовщиною чтит. Помню: сегодня исполнилось двадцать лет незаметных, Как я когда-то любил, как я когда-то страдал. Если б родимою ночью не ты, а я любовался, – Понял бы музыку я, понял — простые слова. XXXIII. «Вечное счастье – минуту цветет; отцвело – и навеки…» Вечное счастье – минуту цветет; отцвело – и навеки Память о нем сохранишь благоуханной душой. XXXIV. «Волга спокойно синеет внизу, загибаясь излукой…» Волга спокойно синеет внизу, загибаясь излукой, Узкая, странная здесь именем пышным своим. Тут молодыми лубками и темными соснами берег Зелен – и свежей травой – в разнообразной красе; Там – желтоватая белая отмель, нива и роща И надо всем – облака в бледной дали голубой. Я же сижу – и книга в руках – и думаю, будто Можно над Волгой читать, радостно глядя кругом. XXXV. «Радостно ветер шумит над рекою в соснах и елях…» Радостно ветер шумит над рекою в соснах и елях, Птичка какая-то вдруг, близкая, нежно пищит, Я ж оглянусь на белеющий в зелени дом – и невольно, В прошлом привычной мечтой, образы вижу людей, Живших когда-то; меж ними – поэт, хозяин, мечтатель: Он и гвардейцем служил, он и сатиры писал, Драмы, элегии; он же и лен обрабатывал славно; Он же сигарный завод в дедовском доме завел; Правил лихие пиры, угощая званых – незваных. В доме, в столовой – его, с дедами рядом, портрет. Сам же, добрый поэт и старый барин, спокойно Между родимых гробов спит за церковной стеной; Радостно ветер шумит над рекою в соснах и елях. Птичка какая-то вдруг, близкая, нежно пищит. |
