«Переменчива погода…» Переменчива погода: Солнце – дождь, солнце – дождь. От заката до восхода Шелест рощ, тихих рощ. От восхода до заката Он замрет, заглушен; К ночи снова жив богато, Веет он, дышит он. Тихих рощ елей горящий И в людской суете – Жертва осени, дарящей Всё мечте, вновь мечте. Покаянными слезами Жертву дождь окропит; С голубыми небесами – Прежний вид, яркий вид. В легком сумраке сладимом Меркнет блеск, никнет мощь; С благовонным влажным дымом – Шелест рощ, тихих рощ. «Я вышел снова на крыльцо…» В.И. Дяконовой Я вышел снова на крыльцо. А ночь уже не та взглянула И вздохом тягостным пахнула, Влажно-холодным, мне в лицо. Давно ли вызвездило пышно В осеннем явственном бреду? Теперь слежу я равнодушно Туманных облаков гряду. И вот уж эта ночь сырая Там, за моим слепым окном; А здесь – тоска всё об одном Томит и тлеет, не сгорая. Цветы белеют на столе Под яркой лампой. Словно знает, Что там оставило во мгле, — Пустое сердце ноет, ноет. «Толчок – и с рамою окна…» Толчок – и с рамою окна В ночь распахнувшись, сердце слышит, Как, полусонная, она Лепечет, шевелится, дышит. Холодная немая мгла В ее расширившихся взорах Затрепетала, ожила, И в душу поплыл страстный шорох. И лепет, влажный шорох, шум, Едва живой, но близкий слуху, В короткий миг немало дум Внушили дремлющему духу. Напитан ими, он – иной, В дреме тревожный, смутно-страстный. А ночь останется со мной Своей холодной глубиной, Осенней, горестно-согласной. «Пускай мне говорят цветы…» Пускай мне говорят цветы О горестной осенней тризне; Вдыхай же в их дыханье ты Дух неизбывной милой жизни. Пускай тебе сон бытия Сияет белой пышной купой – И со своей тоскою глупой По-вешнему забудусь я. «Когда изнываешь – нет мочи…»
Когда изнываешь – нет мочи, Отрадно вкусить одному Любимой сочувственной ночи Плывущую влажную тьму. Но скучными сжата стенами И слушая шорох жилья, Летучими дышит ли снами Душа – и ночная – твоя? А выйдешь – и в строгом покое, В служенье ночной тишины Прорежется слово людское, Движенья людские слышны. Где жуткая злоба не дремлет, Где горькая жалость жива, Там сердце скорбящее внемлет Свои же земные слова. И только в иные мгновенья, Едва уловимо слышна, Надмирного вдруг дуновенья Провеет живая волна. «Уронил я колечко в пучину…» С моим кольцом я счастье Земное погубил. Жуковский Уронил я колечко в пучину. Мгновенно блеснуло оно – И кануло, словно песчинка, На глубокое темное дно. Бесстрастные волны кипучи, Набегают на каменный хрящ; Но отхлынут в лукавом испуге – И вновь он пустынно блестящ. Говорят, будто море на бреге Роняет и жемчуг порой, Хоть чаще оно, лицемеря, Обольщает безумной игрой. И вот я гляжу неотрывно, Ожидая при каждой волне, Не несет ли кольца, что сокрыло Глубокое море на дне. «Я слез не изолью…» Я слез не изолью Созвучными словами; Но словно бы слезами Хоть умирю тоску бессонную мою. Уже не запою С истомностью свирельной; Но словно колыбельной Кто песней огласил пустую ночь мою. Предамся забытью, Младенчески внимая: Вот бабушка родная Качает колыбель уютную мою. Вот плавную ладью Влекут струи паренья, И в легкой мгле – прозренья, Так просты, озарят мольбою грусть мою. «В туманный зимний день я шел равниной снежной…» В туманный зимний день я шел равниной снежной С оцепенелою безмолвною тоской, И веял на меня холодный, безнадежный, Покорный, мертвенный покой. Потупя голову, в бесчувственном скитанье, Казалось, чей-то сон во сне я стерегу… И, обретая вновь мгновенное сознанье, Увидел розу на снегу. |
