«За темным городом пылали дали…» Надежде Григорьевне Чулковой За темным городом пылали дали Сиянием закатным багреца. Глухому дню покорного конца В усталой дреме люди ожидали. Нежданно мимо моего крыльца На вороном коне вы проскакали. За темной тенью бившейся вуали Я не увидел гордого лица. Но стройный образ амазонки черной, Мелькнув на багрянице заревой, Дохнул какой-то силой роковой. И тишина казалась чудотворной: Не я один поникнул головой, А весь народ одной душой покорной. «Я думал, ты исчезла навсегда…»
Я думал, ты исчезла навсегда: Судьба-колдунья все жалела дара. И безнадежной едкостью угара Пьянили дух шальные города. Так проползли бесцветные года. Толпа течет; скользит за парой пара По освещенным плитам тротуара. И вижу – ты, спокойна и горда. Твое лицо прозрачное – из воска. Темнеет брови нежная полоска. В наряде черном строен облик твой. И ты стоишь у пестрого киоска. Как хороши – и шляпа, и прическа, Стеклянный взор и профиль восковой. «В сияньи электрических огней…» В сияньи электрических огней, Под гул автомобилей и трамвая, – Толпы не видя, глаз не отрывая От черт знакомых, шел я рядом с ней. Стеклянными глазами все ясней Она глядела, – маска восковая. И, в радостной беседе оживая, Сияла ясно страстью давних дней. Очарованье вечных новых встреч Под масками – мы оба полюбили. И сладко радость бережно стеречь! Да, это ты! Как тьма нам не перечь, – Горят огни, шумят автомобили, И мы – вдвоем, и льется жизни речь. «Я знаю, в той стране, где ночь лимоном…» Ночь лимоном И лавром пахнет. Пушкин. «Каменный гость» Я знаю, в той стране, где ночь лимоном И лавром пахнет, где любовь поет Свой добровольный, свой блаженный гнет Под темным, пышнозвездным небосклоном, – Там полумаска черная идет Смиренно-гордым, нежно-дерзким женам. Покорные им ведомым законам, Сквозь прорези глядят они – вперед. Их черт не видно, но они – прекрасны И потому – свободно-сладострастны, Капризной тайной красоту покрыв, Так, затаивши – гордые – порыв, Они глядят – и знают: жарче солнца Ответит взор влюбленный каталонца. «Сними же маску с этой робкой тайной…» Сними же маску с этой робкой тайной – На кладбище, безмолвною порой. Открой же мне лицо, открой – В его красе, как сон необычайной! Сегодня? В ночь? В судьбе моей случайной К тебе вхожу не первый я – второй. Пусть так! От глаз, от уст – желаний рой Стремит к любви свободной и бескрайней. И я любим! Мучительный раздор В душе затих. Ты любишь, донна Анна – И ты со мной… Как ночь благоуханна! Постой! Вот он – почтенный командор. Зови ж его! Пусть видит наши ласки! Сегодня в полночь ты со мной – без маски! «Богатый ливень быстро прошумел…» Богатый ливень быстро прошумел, Серебряный, веселый и прохладный. Пустынный зной, немой и безотрадный Он разорвал – прекрасен, юн и смел. Он – юноша – среди веселых дел Вбежал сюда, еще к веселью жадный, Смеясь, хваля какой-то пир громадный, Блестящими глазами поглядел. И нет его. Он убежал, спеша. Словами торопливыми прославил Он молодость – и радость тут оставил. На ветках, на стеблях – как хороша! Алмазная, блестит, звучит, играя, Поет стихи про пир иного края. «Широкой чашей быть – хмельным вином…» Счастиялегкий венец. «Довольно». Вячеслав Иванов Широкой чашей быть – хмельным вином Налитой до избытка, выше края, Шипеть, смеяться, искриться, играя И разливаясь на пиру хмельном. Широким морем быть – в себе одном И адской бездны плен, и волю рая Вмещать безмерно – пышно убирая Себя валов серебряным руном. Широким небом быть – и обнимать За солнцем солнце синевой нетленной И, распростершись, течь вкруг вселенной. Широкой песней быть – себе внимать И шириться так властно и раздольно, Чтобы сказать самой себе: «Довольно». СТИХОТВОРЕНИЯ. ТОМ ПЕРВЫЙ. СЕЛЬСКИЕ ЭПИГРАММЫ. ИДИЛЛИИ. ЭЛЕГИИ
СЕЛЬСКИЕ ЭПИГРАММЫ I. «Как поучительно краткий досуг отдавать переписке…» Борису Лопатинскому |
