Когда поэт, как бы не слыша – не слушая, широко раскрывает глаза свету, и цветам, и образам, служит, живописуя, сим творящей, он желает от своего творения, чтобы оно было ut pictura, – и тогда слово его – образ и заклинание.
Когда поэт, и видя, и слыша («Раскрылись вещие зеницы» – «Слух, раскрываясь, растет, как полуночный цветок») проникается силою, дающею познание, он жаждет своими творениями высказать в полноте тайну, им познаваемую, – и тогда слово его звучит песней и сияет образом, но хочет только – быть словом; оно – и молитва, и заклинание, но прежде всего – исповедание.
Если поэт – символический, то песней его другой воспоет свои молитвы, его образами выразит свои заклинания; его словами выскажет свое исповедание: тройное очарование .
Итак, соответственно трем основным силам – три стихии творчества; несомненно – три и несомненно – органически-различные.
* * *
Цель символизма – катарсис, освобождение души. Не его ли, как личность самоцельная, достиг вполне Гёте, он, перед загробною жизнью, по слову Боратынского –
здешней вполне отдышавший
И в звучных, глубоких отзывах сполна
Всё дольнее долу отдавший?
Не о таком ли освобождении своем свидетельствует Боратынский? –
Болящий дух врачует песнопенье.
Гармонии таинственная власть
Тяжелое искупит заблужденье
И укротит бушующую страсть.
Душа певца, согласно излитая,
Разрешена от всех своих скорбей;
И чистоту поэзия святая,
И мир отдаст причастнице своей.
Здесь – вера в актуальное могущество искусства (болящий дух врачует, искупит заблужденье, укротит страсть) и вера – для себя, а рядом – для другого. Ср. пьесы: «Благословен святое возвестивший»; «На посев леса» (конец); «О мысль, тебе удел цветка». – Для Боратынского поэзия сама по себе есть согласное излияние души . Она может быть излита и при помощи певучей силы: песнопенье; ср.: «…голос мой незвонок» («Мой дар убог…»); ср.: «Бывало, отрок, звонким кликом…»; «Когда твой голос, о поэт, смерть в высших звуках остановит» (о Лермонтове). Может быть излита душа и при помощи силы творящей, живописующей:
Глубокий взор вперив на камень,
Художник нимфу в нем прозрел
<…>
Неторопливый, постепенный
Резец с богини сокровенной
Кору снимает за корой.
(«Скульптор»)
Но для него, для Боратынского» поэт по преимуществу художник слова ; силами, данными ему, прежде всего силами мысли познающий – тяжко и трудно – тайну и о ней рассказывающий:
Всё мысль да мысль! Художник бедный слова,
О жрец ее!..
Он готов завидовать художникам – кумиротворцам и – певцам:
Резец, орган! Кисть! Счастлив, кто влеком
К ним, чувственным, за грань их не вступая.
Для поэта слова перед мыслью – «как пред нагим мечом» – «бледнеет жизнь земная». – И одна «забота земная» остается для него – «сына фантазии», для него – «привычного гостя» на пире «неосязаемых властей». Но этой заботе дает «исполинский вид» только мечта поэта:
Коснися облака нетрепетной рукою –
Исчезнет; а за ним опять перед тобою
Обители духов откроются врата.
(«Толпе тревожный день приветен…»)
Как врата эти откроются для поэта? Поэт – пророк – «не в людском шуму» –
В немотствующей пустыне
Обретает свет высок.
(«Бокал»)
Но пророк должен идти к людям («Символизм имеет дело с человеком») — и Боратынский жаждет «слушателя»:
Я дни извел, стучась к людским сердцам.
(«На посев леса»)
Однако в действительной жизни он не находит, а только может себе представить и ярко изобразить среду, воспринимающую художества с тою же силой, с какою поэт его творит. Это было,
Когда на играх Олимпийских,
На стогнах греческих недавних городов Он пел, питомец муз.
(Рифма)
Теперь же певец – «сам судия и подсудимый». Однако – истинная поэзия для него действенна:
Душа певца, согласно излитая,
Разрешена от всех своих скорбей.
Разрешает ее – «Гармонии таинственная власть».
А вот как Боратынский понимал гармонию и как к ней восходил: вот на человека –
Одни других мятежней, своенравней
Видения бегут со всех сторон:
Как будто бы своей отчизне давней,
Стихийному смятенью отдан он.
(NB – «древний хаос» Тютчева)
(«Последняя смерть»)
Нам надобны и страсти, и мечты,
В них бытия условие и пища.
(Череп)
И веселью, и печали
На изменчивой земле
Боги праведные дали
Одинакие криле.
(«Наслаждайтесь…»).
Две области: сияния и тьмы
Исследовать равно стремимся мы.
(«Благословен святое возвестивший…»)
Страстей порывы утихают;
Страстей мятежные мечты
Передо мной не затмевают
Законы вечной красоты.
И поэтического мира
Огромный очерк я узрел
И жизни даровать, о лира!
Твое согласье захотел.
