Но и этого Торгерд показалось мало, и, когда позднее братья собрались в поход против Болли, она потребовала, чтобы ее взяли с собой (глава 54 саги). Халльдор со товарищи пытались отговорить ее, мол, не женское это дело — боевой поход, но Торгерд отмела эти возражения с порога, сказав: «Еще как поеду, потому что знаю я вас как облупленных, сынки мои, и вам без понуканий никак». И им пришлось уступить.

«Сага о людях из долины Лососьей реки» отличается известной «литературностью», и кто знает, возможно, конкретная история с Торгерд является не более чем плодом воображения рассказчика. Но сама ситуация — очень знатная женщина, которой в распре приходится полагаться на помощь мужчин, не очень-то рвущихся в бой, — совершенно невыдуманная, вплоть до частностей. В «Саге о людях из долины Лососьей реки» красочно обрисован драматический в своей подлинности социальный конфликт, вотканный в самую основу общественной жизни Исландии эпохи народовластия.[329] Исландские мужчины были склонны полагаться на политическую систему и поэтому кровной мести предпочитали материальную компенсацию, так что исландские женщины, если хотели добиться своего, были вынуждены идти ва-банк. И в других обществах практикующих распрю, встречались случаи вроде описанного в главах 26–27 «Саги о людях с Песчаного берега», где некая вдова (тоже по имени Торгерд) ездит по округе, прихватив с собой отрубленную и засоленную голову своего убитого мужа[330] надеясь так публично унизить его родственников и заставить их отомстить.[331] Иные героини саг порой ждут годами, пока не наступит подходящий момент вынуть из пыльного сундука старый плащ, покрытый запекшейся кровью, и швырнуть его в лицо нерешительному мужчине, так чтобы его всего засыпало и он, униженный и оскорбленный, приступил к действиям.[332] Подстрекательство играло важную роль в исландской распре по ряду причин, и прежде всего потому, что исландские политические группировки были много важнее, чем внутриродовые или нуклеарные семейные группы, и от членов таких широких группировок не приходилось ожидать, что они будут горячо ненавидеть своих противников сколько-нибудь долго, а без этого невозможна распря. Как следствие, исландские женщины могли опираться лишь на самых близких родичей или домочадцев и рабов — никто другой не стал бы подчиняться их требованиям. Воюя друг с другом, главные противницы «Саги о Ньяле», Халльгерд и Бергтора, в поисках людей, готовых ради хозяек идти на убийства, последовательно перебирают все социальные страты исландского общества, представленные на их хуторах. Начав с рабов, жизнь которых ничего не стоила, обе женщины не торопясь двигаются вверх по шкале важности и чести в выборе своих агентов, зная, что чем ниже статус человека, тем легче знатной женщине им манипулировать.

В том, что касается подстрекательства, исландское общество сходно с другими обществами, практикующими распрю, например, с корсиканцами. Торгерд дочь Эгиля и прочие саговые подстрекательницы ведут себя точно так же, как женщины-подстрекательницы других народов. Говоря языком распри, их цель — смыть с себя кровавое пятно кровью своих врагов. Поддерживая в своей душе пожар ненависти во имя долга кровной мести — долга, который с их точки зрения, противоположной точке зрения мужчин, не знает срока давности, — Торгерд и ей подобные преодолевают конфликт между разными типами долга, связывающими мужчин даже в самых немногочисленных семьях. Им удается в итоге поставить долг мести во главу угла — однако лишь ненадолго. Ибо чем кончается история Торгерд? После длинной серии взаимных убийств распря между родом Олава и людьми с Горячих источников разрешилась мирным договором с помощью посредников, которые заставили всех пойти на компромисс и принять материальную компенсацию. Решимость, а можно сказать упрямство, Торгерд, желавшей во что бы то ни стало осуществить кровную месть, привели лишь к тому, что конфликт длился несколько дольше и погибло несколько больше людей. В конечном же счете долгосрочную перспективу мира определили те самые силы компромисса и материальной компенсации, против которых Торгерд столь отчаянно боролась.

Влиятельные женщины вроде Торгерд дочери Эгиля встречаются не только в сагах об исландцах. В «Саге о Стурлунгах» мы также находим примеры того, как женщины участвуют в принятии решений в исландском обществе с его любовью к распрям и раздорам. Мы видим, как матери, жены и сестры подстрекают сыновей, мужей и братьев к кровной мести, невзирая даже на то, что иные из этих мужчин — христианские священники. Так, в «Саге о Гудмунде Достойном» (дисл. Guðmundar saga dýra) рассказана история, произошедшая в Островном фьорде в 1197 году. Влиятельный человек по имени Гудмунд Достойный, с хутора Гребень (дисл. Bakki), сжигает заживо своего соседа, годи по имени Энунд сын Торкеля, в его доме. Действия Гудмунда и ему подобных в эту эпоху были направлены на низложение системы нетерриториальных годордов (см. карту округи Островного фьорда в главе 7, где показаны хутора Гудмунда, Энунда и других годи, их тинговых и связи между ними), освященной веками и до тех пор работавшей.

После сожжения тяжбу об убийстве Энунда разрешили мировой и назначили виру. Гудмунд, однако, не торопился выплачивать компенсацию целиком.[333] В 1198 году, почти два года спустя после сожжения, трое сыновей сожженного, двое из них священники[334], приехали в гости к своей сестре Гудрун (глава 17 саги). Гудрун считает, что задержка Гудмунд ом выплаты является оскорблением и бесчестием для нее и братьев, а значит, пришло время кровной мести. Когда ее муж и братья садятся к завтраку, она подает им паленые бараньи головы — совершенно обыкновенное и традиционное исландское блюдо, но ели его, лишь когда не оставалось совсем ничего другого, и муж Гудрун резонно спрашивает, отчего она подала им такую дрянь, ведь осенью было забито много скота и осталось еще хорошее мясо, а гости не последние люди. Дело же в том, что в данной ситуации блюдо служит красноречивым намеком, напоминая гостям о том, как именно погиб их отец, и Гудрун на слова мужа отвечает, мол, по ее мнению, еда для гостей самая что ни на есть подходящая. На это ее брат Вигфус, один из двух священников, замечает: «Непохоже, что ты не хочешь нам ни о чем напомнить, раз подаешь нам паленые головы». В тот же день все мужчины, включая священников, отправляются мстить.

Несмотря на пословицу из «Саги о Ньяле», мы иногда встречаем в исландских текстах женщин, действующих с умеренностью (hóf) и старающихся по возможности уменьшить ущерб от распри. Один чрезвычайно показательный пример (подробно рассматриваемый ниже, в главе 13) дает «Сага о людях с Оружейникова фьорда», когда распря, растянувшаяся на два поколения, разрешилась миром во многом благодаря воле жены одного из враждовавших годи. Аналогичные случаи наблюдаются и на внутрисемейном уровне, как в следующем эпизоде из «Саги о Торгильсе Заячья губа» (дисл. Þorgils saga skarða), где важную роль сыграла Гроа дочь Альва, гражданская жена Гицура сына Торвальда (ум. 1268), главы рода Людей из Ястребиной долины. Он жил на юге страны и к окончанию эпохи народовластия получил от норвежского конунга титул ярла.

В первой главе саги рассказывается, как вскоре после организации Гицуром убийства Снорри сына Стурлы в 1241 году Гицуру отдают заложником пятнадцатилетнего мальчика из рода Стурлунгов — главного героя саги, позднее влиятельного годи, Торгильса Заячья губа сына Бёдвара. Мальчик переезжает на хутор Гицура, Междуречье, что на Епископском междуречье.[335] Случилось, что Торгильс повздорил за тавлеями[336] с другим мальчиком, Самом сыном Магнуса. Мальчиков разделяет ощутимая разница в положении: Сам — родственник Гицура, Торгильс же находится на хуторе по принуждению. Но Гицур очень хорошо относится к Торгильсу и обращается с ним фактически как с приемным сыном. Ссора за игрой приняла серьезный оборот, когда Торгильс сначала смел фигуры с доски, а затем хорошенько съездил Саму по уху, разбив его до крови. Такой ущерб не может оставаться без компенсации. Гицур входит в комнату, где играли мальчики, и начинает укорять Торгильса, тот же отвечает нагло.