Лишь немногие саги из тех, в которых рассказывается о событиях, произошедших до XIII века, упоминают назначение цен на импортные товары. Таковы, в частности, «Сага о людях с Оружейникова фьорда», «Сага о Курином Торире» и «Сага о людях со Светлого озера». Первая обсуждалась в предыдущей главе, и на примере убийства норвежского торговца Хравна видно, какую ценность имели для исландцев заморские сокровища. Рассмотрим эпизод с прибытием Хравна в Исландию (глава 4/4 саги) подробнее. Задача Хравна — найти себе на зиму жилье и хранилище для своих товаров; нельзя не отметить, что местные очень заинтересованы в том, чтобы залучить норвежца к себе, и конкурируют за него друг с другом:
Хельги Кошки поехал к кораблю и приглашает норвежца к себе Тот ответил, что не собирается ехать к нему на зиму,
— потому что мне говорили, будто ты человек надменный и жадный до богатства, — говорит он, — а я человек скромный, всегда доволен малым, так что мы друг другу не подходим. Хельги Кошки предложил тогда купить у него хороших товаров, потому что он был большой охотник до красивых вещей, но Хравн сказал, что в кредит ничего продавать не станет. Хельги Кошки отвечает:
— Да уж, поездка моя к тебе вышла хоть куда. Оказал ты мне честь, ничего не скажешь — и жить ко мне не поехал, и продать ничего не захотел.
Гейтир тоже приехал к кораблю, и нашел корабельщика, и сказал ему, что тот поступил неразумно, поссорившись с самым уважаемым человеком в округе. Норвежец отвечает:
— Я вообще-то думал поселиться у кого-нибудь из бондов, но, может быть, ты возьмешь меня к себе? — говорит он.
Гейтир не хотел решать дело сразу, но кончилось тем, что он принял корабельщика у себя; прочие люди с корабля уехали жить в другие места, а корабль вытащили на берег на катки. Норвежцу отвели сарай, где он сложил свое имущество; тот стал торговать, и все только в мелкую розницу, ничего оптом.
Отметим, что норвежец изначально хотел найти себе жилье у простого землевладельца, а не у годи. Как мы уже знаем, Хравну было бы лучше не отклоняться от этого плана.
В 1215 году двое влиятельных годи, Сэмунд сын Йона сына Лофта, с хутора Междуречный мысок, и Торвальд сын Гицура, с хутора Оползень, совершили ошибку, едва не ставшую роковой, — силой заставили норвежцев согласиться на выставленные ими условия. Норвежцы же нашли условия несправедливыми, и начался опасный конфликт. Сама реакция иностранцев говорит о том, что требования двух годи были крайне необычными. Десятилетием раньше, в 1203 году, Снорри сын Стурлы попытался назначить по своему усмотрению цены на муку, привезенную в Исландию неким купцом с Оркнейских островов; эта попытка тоже привела к конфликту.[396] Между исландцами и норвежцами был еще один спор об условиях торговли, продолжавшийся с 1170 по 1180[397] год. К началу XIII века норвежские купцы настолько разозлились на исландцев, что попросили норвежского конунга отправить в Исландию войска, и войны удалось избежать лишь чудом благодаря дипломатии того же Снорри.[398]
Само время возникновения споров — рубеж XII и XIII веков — совпадает со временами тяжелой инфляции в континентальной Европе. Связанный с этим рост цен на импортные товары особенно больно ударил по исландцам, потому что цены на их экспорт аналогичным образом не выросли. Договориться же о более приемлемых условиях торговли они не могли — сила была не на их стороне. С середины XII века торговля между Исландией и континентом осуществлялась почти исключительно норвежцами, которые, насколько можно судить, не стеснялись временами заключать картельные соглашения. Исландцы же непосредственного доступа на внешние рынки практически не имели — их товарами торговали опять же норвежцы. Исландцы могли некоторое время сопротивляться давлению норвежцев, но в итоге у них не оказывалось иного выбора, кроме как уступить. В долгосрочной перспективе альтернатива выглядела так — или соглашаться на норвежские цены, или остаться без импорта.
Дополнительные привилегированные источники доходов
Еще один нерегулярный источник дохода дня годи представляла собой его доля в имуществе, изымаемом у объявленного вне закона. Такая процедура называлась «судом по изъятию имущества» (дисл. féránsdómr[399]) и осуществлялась годи от лица и в пользу выигравшей дело стороны.[400] Имущество изымалось, как правило, спустя две недели после окончания тинга, на котором его владелец был объявлен вне закона. Имущество, подлежавшее изъятию, называлось «имущество объявленного вне закона» (дисл. sektarfé). Выигравшая сторона имела первоочередное право выбора имущества для изъятия, а потом свою долю забирал и годи. В случае как малого, так и полного объявления вне закона годи получал за организацию суда по изъятию имущества эквивалент одной коровы или быка-четырехлетки. После того как выигравшая сторона и годи забрали свои доли, остальное имущество делилось между жителями округи.
Сама по себе вышеозначенная компенсация была небольшой, особенно если учитывать опасности, угрожавшие годи, сначала ведущему дело против человека, а затем отправляющемуся забирать его добро. Однако если годи сам являлся пострадавшей стороной в деле об объявлении кого-либо вне закона, то он получал не только долю годи, но и долю пострадавшей стороны — а это уже был значительный капитал. Кроме того, в этой ситуации годи сам распределял, кому что из имущества достанется. Эта возможность объединить роль пострадавшего и роль судебного исполнителя превращала выкуп чужих тяжб в потенциально высокодоходное мероприятие для годи.
Имелись у годи и другие столь же нерегулярные источники дохода. Например, если в Исландии умирал чужестранец и у него не было ни наследников, ни партнеров, то годи получали некоторые права на его наследство.[401] Также можно было извлечь выгоду из управления чужим имуществом (человек, занимающийся этим, назывался fjárvarðveizlumaðr — «человек, осуществляющий хранение имущества»). Также годи периодически вели дела о наследстве от имени неполноправных лиц, как то: несовершеннолетних, вдов и незамужних женщин, а также управляли их имуществом. Годи, как и в других случаях, имели возможность осуществлять эти функции успешнее, чем обычные бонды, однако законы не представляли им никакой монополии — право каждой семьи на самостоятельное распоряжение собственной судьбой было краеугольным камнем исландской системы законов.
Овечий налог
Подлинная суть исландской политической экономии нигде не проявляется так ярко, как в том обстоятельстве, что налогов, специально созданных для обогащения «государственных мужей» — годи, в Исландии эпохи народовластия не существовало вовсе. Лишь в самом конце этой эпохи, незадолго до потери независимости, исландская элита совершила попытку такой налог ввести. Этот новый налог назывался «овечий налог» (дисл. sauðakvǫð или же sauðatollr). Он несколько раз упоминается в «Саге о Стурлунгах»[402]; его устройство и факт столь позднего введения помогут нам точнее определить, какие факторы отвечали за богатство годи до его появления. Овечий налог возник в связи с рядом менее серьезных налогов, включая так называемую «тинговую пошлину», дисл. þingtollr[403] (не путать с упоминавшимся выше тинговым налогом «покупка поездки на тинг», который взимали с тех тинговых, кто не ездил на альтинг).
Все упоминания овечьего налога приходятся на середину XIII века. Из них следует, что налог этот не был регулярным, а взимался годи с применением силы[404] в ситуациях, когда последние сильно нуждались в средствах. Яркий пример того, до чего доводила поздних годи алчность, дает рассказ о той особой жестокости, с какой овечий налог собирал в Западных фьордах Орекья, сын Снорри сына Стурлы.[405]
