В антропологии давно утвердилось понятие «культурного фокуса», каковой есть тенденция любого общества к особой сложности и изощренности одних аспектов и институтов[113] на фоне относительной простоты других. Когда общество фокусируется, сосредоточивает усилия на развитии какого-то одного аспекта своей культуры, этот аспект становится очагом инноваций, так как именно он, а не другие, находится в центре внимания. Культурный фокус Исландии — закон и право, и потому общество держало хаос в узде не с помощью мечей, а с помощью правовых решений, согласие относительно которых достигалось путем внесудебных договоров между сторонами и прений в судах.

Исландские законы основывались на традиции и обычаях, которые проявили большую гибкость и отлично адаптировались к новым явлениям. Закон и право служили моделями концептуализации жизни за пределами семьи — при этом, что необычно, другие модели практически не использовались. Закон и право определяли, как достичь успеха в посредничестве между сторонами и решить тяжбу ко всеобщему согласию, а равно играли роль общественного фундамента, были тем неизменным и прочным, тем незыблемым, что не меняется веками. Эта стабилизирующая роль закона и права с особой яркостью проявлялась во времена кризисов и разногласий, ведь к юридическим процедурам прибегали даже при решении сугубо частных споров. Благодаря этому общество в целом имело эффективный инструмент нейтрализации даже самых разрушительных внешних и внутренних сил. Лучший пример тому — обращение страны в христианство в 1000 году, о чем пойдет речь в главе 16. Потенциально крайне взрывоопасная ситуация была обращена исландцами в обычную тяжбу между двумя сторонами (приверженцами старой и новой веры), для решения которой отлично подходили общепринятые и всеми уважаемые юридические процедуры; эта тяжба и была благополучно разрешена на альтинге путем переговоров и взаимных уступок.

Власть в Исландии эпохи народовластия являлась своего рода товаром и продавалась и покупалась на своего рода рынке, где, как на любом рынке, ключевую роль играли спрос и предложение. Кандидаты на позиции лидеров, «власть имущих», соревновались за поддержку землевладельцев, без которой они не могли стать годи, — а статус годи позволял сосредоточить в своих руках богатство и власть, поскольку успех в юридических процедурах обеспечивался именно этой привилегированной позицией в обществе. При наличии выдающихся индивидуальных способностей тот, кто делался годи, мог достичь весьма впечатляющих успехов, а тот, кто заключал с ним союз и поддерживал его, мог в будущем рассчитывать на взаимную помощь. Во многом система работала в пошаговом режиме — за каждое действие нужно было платить, любая правовая услуга имела свою цену, услуги можно было продавать, покупать и обменивать.

Поскольку исполнительная власть находилась в руках всех граждан страны в целом и принуждение к исполнению судебных решений осуществлялось в индивидуальном и частном порядке, то исполнительных структур не существовало, и исландцам не нужно было вводить налоги, чтобы оплачивать их содержание. Такое решение было очень эффективно с экономической точки зрения[114] — страна запросто обходилась без чиновничества и полиции, и стоимость государственного управления снижалась практически до нуля. Минимум исполнительных институтов при этом имелся — с установлением практики частного исполнения закона тяжущиеся стороны, как правило, продавали права мести своим представителям, и уже те осуществляли судопроизводство и исполнение решений. Представителями могли быть и обычные землевладельцы с известной долей амбиций, но, как правило, ими выступали годи. Статус годи обеспечивал человеку место в национальном законодательном собрании, лёгретте, этот статус являлся частной собственностью и мог продаваться. Однако стоимость приобретения годорда или его части была лишь платой за вход: новоиспеченный годи должен был обладать личными лидерскими качествами, иначе ему было не преуспеть как предводителю своих сторонников. Когда землевладелец оказывался вовлечен в конфликт и не мог сам добиться уважения к своим правам, он обращался к представителям, особенно к годи, — те же, имея институционализованную поддержку крупной группы людей (тинговых), обладали куда большими возможностями заставить считаться со своими интересами путем манипулирования правовой системой. Годи рассчитывали на плату за поддержку землевладельцев и других годи в тяжбах; однако средств платежа за подобные услуги в Исландии было не очень много.[115]

Товарный статус годорда самым серьезным образом влиял на ситуацию в обществе. Легкая доступность подлинной власти, пусть власти низкого уровня (власти высокого уровня в Исландии попросту не было), обеспечивала стабильность исландской политической системы. Классовые различия, несмотря на их реальность, не представляли собой непреодолимых барьеров на пути к годорду, и амбициозный землевладелец вполне мог поставить перед собой задачу стать годи и затем успешно решить ее. Вознаграждение в виде власти и высокого социального статуса было вполне достижимо в рамках наличной политической и социальной системы, и поэтому у амбициозных личностей не имелось стимула пытаться достичь своих целей путем изменения правил игры. Вплоть до появления в XIII веке больших годи (об этом будет речь в конце настоящей книги) у нас нет никаких свидетельств, что землевладельческий класс в Исландии был недоволен своим социальным положением и предоставляемыми им возможностями.

В свете отсутствия национальных и региональных лидеров, которые в других странах сеяли вражду с соседями из-за торговли, прав наследования или территориальных притязаний, исландское общество развивалось в соответствии со своими внутренними потребностями, каковые не отличались ни сложностью, ни разнообразием. Оно основывалось на децентрализованной системе самоуправления, функционирование которой обеспечивали прежде всего личные отношения между лидерами и их сторонниками. Эта система эффективно поддерживала политическую стабильность с эпохи заселения (ок. 870–930 гг. н. э.) до XIII века.

Первопоселенцы начали с учреждения местных тингов. Местные тинги — собрания, на которых свободные люди и аристократы встречались и обсуждали самые различные вопросы и решали дела, — имелись у самых древних скандинавов и других германских племен, история этих собраний уходит в глубину веков. В Исландии, однако, состав участников тинга изменился — исчезла «аристократия», то есть класс, обладавший монополией на исполнительную власть. Изменилась и юрисдикция тингов — теперь они решали полный спектр вопросов, касающихся интересов свободных землевладельцев. В результате исходный древнескандинавский социальный институт, выступавший посредником между интересами знати и простых землевладельцев, превратился в специфически исландский институт, обеспечивавший внутреннее самоуправление при отсутствии знати. В центре исландской системы власти находился альтинг, общенациональное собрание свободных людей[116], воплощение социально-политической системы, где внутри элиты — то есть среди годи — не существовало даже формальной иерархии. И теоретически, и фактически все годи были равны друг другу по статусу и выступали как равные.

Владение годордом было ценно еще и потому, что их было конечное число. В 965 году в рамках серии конституционных реформ исландцы на альтинге постановили, что годордов отныне будет ровно 39. Тогда же титул годи был дополнительно предоставлен еще девяти людям («старых» годордов было 36 — в каждой четверти по три округи, в каждой округе по три годи, — но северная четверть из географических соображений потребовала учредить четвертую округу, и дабы устранить неравновесие, номинальную четвертую округу учредили и в трех других четвертях, см. подробнее главу 9) — однако права этих девятерых по большей части ограничивались участием в законодательной деятельности альтинга. Важно также помнить, что число людей, именовавшихся годи, в любой момент времени превышало число годордов, — годордом можно было владеть совместно, и любой, кто владел хотя бы частью годорда, имел право на титул годи.