Исландские монастыри играли важную роль в культурной жизни острова, но политическое и экономическое их влияние было невелико. Современные историки не стесняются утверждать, будто различные исландские религиозные учреждения имели существенные каналы влияния на общественную жизнь, но известные нам факты никак такие утверждения не поддерживают. Монастыри в источниках вообще упоминаются лишь спорадически — вероятно, потому, что были они очень небольшими и в любой период исландской истории их можно пересчитать по пальцам одной руки. Эйнар Олав Свейнссон пишет, что «в любом наугад взятом монастыре жило от силы пять-десять монахов, и до 1300 года нет надежных свидетельств, чтобы в какой-либо период времени монахов было более пяти».[524] Монастыри в Исландии следовали либо бенедиктинскому, либо августинскому уставу, однако официально не входили ни в одно монашеское братство и к тому же во многом опирались на местные культурные традиции. Одна из причин такого положения вещей — монастыри, как и церкви, как правило, основывались и поддерживались годи или влиятельными бондами, иные из которых могли под конец жизни становиться там монахами.

Позднее в Исландии были основаны еще три монастыря — сначала на севере, на хуторах Рябиновый двор (1296 г.) и Подмаренничные поля (северные, 1296 г.), а два века спустя на востоке, на хуторе Оползневый монастырь (1493 г.).

Исландские монастыри служили центрами учености и, возможно, образования, хотя насчет последнего информации у нас практически нет. Больше всего сведений сохранилось о бенедиктинском монастыре на Тинговых песках, в северной четверти. Это был первый исландский монастырь, не закрывшийся вскоре после основания, и, вероятно, он же был самый «ученый». Тамошние монахи особенно интересовались агиографией — именно они создали первые саги о норвежских конунгах-миссионерах, Олаве сыне Трюггви и Олаве сыне Харальда (Святом), именно благодаря их деятельности объявили святым первого епископа северной четверти, Йона сына Эгмунда. В 1185–1188 годах аббат этого монастыря по имени Карл сын Йона ездил в Норвегию и там, под личным руководством и под диктовку конунга Сверрира сына Сигурда, записал первые главы «Саги о Сверрире», где рассказывается о жизни и свершениях этого фарерца — самозванца, которому после долгих лет гражданской войны удалось захватить норвежский трон. Неизвестно, кто завершил «Сагу о Сверрире», но вполне возможно, что и ее, и ряд саг об исландцах составили именно в Тинговых песках. Сочинительским талантам тамошних монахов служило большим подспорьем исключительное богатство Тинговых песков — епископ Йон сын Эгмунда подарил монастырю право на часть причитавшейся его престолу десятины, а среди принадлежащих монастырю земель имелись и плодородные пастбища, и реки, где отлично ловились лососи и форель; также в окрестностях во множестве гнездились птицы, что позволяло собирать обильный урожай яиц. Кроме того, монастырю принадлежали права на сбор плавникового леса.

Несмотря на сытую жизнь монастыря на Тинговых песках, исландские монастыри нельзя назвать по-настоящему богатыми, и поскольку монахов в каждом было совсем немного, будущее каждого из них постоянно стояло под вопросом. Первые монастыри быстро закрылись, и от них не осталось почти ничего. Монашеское движение в Исландии началось поздно и никогда не пользовалось особой популярностью, а потому играло незначительную роль в общественной жизни острова (за исключением культуры). Даже Тинговые пески, основанные в 1112 году, были официально освящены лишь двадцать один год спустя, в 1133-м.[525] Второй исландский монастырь, на хуторе Поперечная река, был основан в 1155 году. Третий северный монастырь открылся на Топком хуторе, но просуществовал лишь с 1200 по 1212 год. Первый южный монастырь открылся в долине реки Хит (дисл. Hítardalr) в 1166-м и закрылся около 1200 года. Другие монастыри в южной епархии были открыты на Многолюдном хуторе (дисл. Þykkvibær) в 1168 году, на Плоском острове (дисл. Flatey) в Широком фьорде в 1172 году (в 1184 году переехал на Священную гору — хутор Снорри Годи и позднее Гудрун дочери Освивра) и на Дровяном острове (дисл. Viðey) близ современного Рейкьявика в 1226 году. Монастыри на Тинговых песках и Поперечной реке были бенедиктинские, а остальные, включая, вероятно, и Топкий хутор (о нем сведения туманны), — августинские. Все это были мужские монастыри. По бенедиктинскому уставу жил и единственный женский монастырь эпохи народовластия, основанный на Церковном хуторе (дисл. Kirkjubær) в 1186 году. Его финансовые дела шли плохо, и уже в 1218 году управление им было передано епископу в Лачужном холме, а вскоре он предположительно был закрыт, но впоследствии, в конце XIII века, открыт заново.

В XII и XIII веках в исландском обществе изменился баланс сил, и властное равновесие оказалось нарушено. По ходу эволюции к более стратифицированному обществу число годи уменьшилось, а власть тех, что остались, резко возросла. К началу XIII века контроль над большинством годордов сосредоточился в руках всего шести больших родов. Такая концентрация власти вызвала дестабилизацию системы управления страной, и особенно остро ее эффекты ощущались в течение четырех десятилетий с двадцатых по середину шестидесятых годов XIII века. В современных трудах это время называют эпохой Стурлунгов[528], поскольку успехи и неудачи именно этого рода были в те годы на виду более других.[529]

С точки зрения современного исследователя ясно, что представители этих шести семей, периодически называемые историками «большими годи» (дисл. stórgoðar или stórhǫfðingjar[530]), были заняты формированием нового социального класса, несмотря на то что сами они себя именовали старым, скромным в сравнении с их амбициями термином «годи». XIII век в Исландии был переходным — старая двухуровневая система[531] «годи — бонды» нарастила дополнительный верхний уровень. Это оказалось возможным в значительной степени благодаря интенсивному росту богатства отдельных годи, а рост этот был связан с контролем над церковной собственностью. Однако реальные масштабы изменений в устройстве исландского общества, произошедших в силу появления новой сверхэлиты, не так-то просто оценить. Трудность заключается в том, что возникновение новых исландских «сеньоров» не стало, как можно было бы ожидать, революцией и общественный порядок менялся медленно и постепенно. Большим годи не пришлось изгонять силой некую прежнюю управленческую элиту; они, по словам Гуннара Карлссона, автора фундаментального труда по эпохе Стурлунгов, просто поднялись по социальной лестнице на одну ступеньку вверх — ступеньку, на которой до них не стоял никто.[532]