Широкое распространение аренды было возможно потому, что многие крупные земельные владения состояли из участков, раскиданных по большой территории. Участки, удаленные от центрального, где располагался главный хутор — «главное жилье» (дисл. aðalból; дисл. aðal «главный, основной», ból «жилье»), — назывались «внешние земли» (дисл. útjǫrð, мн. ч. útjarðir), и их было особенно удобно сдавать в аренду. Главный хутор, для которого, кроме термина aðalból, использующегося в «Сером гусе», существовал и параллельный термин hǫfuðból — «головное жилье» (дисл. hǫfuð «голова»; употребляется в более поздней книге законов, «Книге Йона»[417], частично норвежского происхождения), играл центральную роль в исландской системе землевладения. Дело в том, что взятая первопоселенцами земля не делилась наследниками на все более мелкие участки с течением лет. Сохранялся ядерный участок, который не мог быть меньше определенной величины, он и назывался главным хутором. Величина главного хутора известна из довольно поздних документов, XV века, и в те времена минимальная стоимость главного хутора должна была равняться шестидесяти сотням (локтей домотканого сукна), а сотня — это цена одной коровы. Можно предполагать, впрочем, что и до XV века действовали аналогичные нормы. В «Книге Йона» дополнительно указано, что владеть главным хутором обязательно должны люди, ведущие свое происхождение от того первопоселенца, кто этот хутор занял, но непонятно, насколько «Книга Йона» в данном случае отражает исландскую, а не норвежскую реальность.

Многие исследователи связывали исландскую традицию сохранения главного хутора с системой наследственного землевладения, известной в Норвегии[418], в рамках которой определенный участок земли находился в собственности патрилинейной группы, то есть передавался от отца к сыну или к ближайшему потомку-мужчине, а основателем группы считался некий предок, который когда-то давно владел этой землей.[419] Такая земля называлась одалем (дисл. óðal) и находилась в абсолютной собственности, то есть владение ею не означало необходимость служить за это какому-либо правителю. Саги об исландцах представляют дело так, что эту-то норвежскую систему абсолютной собственности на землю и хотел отменить первый конунг всей Норвегии Харальд Прекрасноволосый (у власти ок. 885–930) и что именно его действия по отъему одалей и привели к исходу будущих исландцев с родины. Термин «одаль», однако, ни разу не употребляется в «Сером гусе». Исландский главный хутор мог наследоваться потомками не только по мужской линии, поэтому, хотя статьи «Серого гуся» указывают, что наследники должны быть родственниками первопоселенца, речь идет об институте, отличном от норвежского.[420] Получать в наследство главный хутор мог человек, связанный с текущим или предыдущим хозяином как по отцовской, так и по материнской линии. Главный хутор, как правило, наследовали мужчины, а другие наследники, включая женщин, получали движимое имущество и «внешние земли». В наследство мог передаваться также участок, отрезаемый от основного, при условии, что оставшийся участок соответствовал требованиям по минимальной стоимости главного хутора.

Обычно главный хутор оставался в собственности члена семьи первопоселенца. Во всяком случае, тот, кто владел главным хутором, не имел права ни продать его, ни сдать в аренду, не получив оформленного по закону согласия своего наследника-мужчины. Таким образом, технически земля могла покинуть семью только в том случае, если наследники давали согласие на ее продажу. Однако такое согласие в исландской ситуации ставило наследников в невыгодное положение, поэтому можно предполагать, что таковое если и давалось, то редко и за внушительного размера компенсацию. Тем самым практика сохранения главного хутора в неприкосновенности означала наличие в исландском обществе большого числа землевладельцев, извлекавших свой основной доход из сдачи в аренду «внешних земель», хутора на которых так и назывались — «арендное (или наемное) жилье» (дисл. leiguból).

Итак, мы пришли к выводу, что земля являлась фундаментом богатства для влиятельных членов исландского общества. Следующий шаг — понять, как именно годи и их конкуренты приобретали земельные участки. Разумеется, землю можно было унаследовать или получить в качестве приданого, но этих двух каналов явно недостаточно, чтобы объяснить, как лидеры вроде Снорри Годи в XI веке и Лощинного Стурлы в середине XII века скопили достаточный для осуществления властных полномочий капитал. В настоящей главе мы рассматриваем систему перераспределения и приобретения собственности, включая и церковные земли (дисл. staðir), благодаря которой росло богатство годи.

К концу эпохи заселения, то есть к середине X века, вся доступная земля была занята, и в последующие века большая часть годной к эксплуатации земли оставалась в руках занявших соответствующие участки родов. Бонды, это надо понимать, никогда не представляли собой подчиненный класс вроде крестьян континентальной Европы, находившихся под ярмом феодалов. Бонды были независимыми частными собственниками своей земли, дорожили ею и готовы были защищать ее с оружием в руках. В исландском обществе, где города возникли лишь в новейшее время, жизнь обеспечивало прежде всего скотоводство, а оно было невозможно без владения землей. Поэтому хутора были фамильными сокровищами, владение ими определяло социальный статус рода. Как в такой ситуации годи, то есть социальная элита, могли извлекать выгоду? Ответ заключается в том, что они умело пользовались сетью отношений взаимозависимости, которая связывала в одно целое и годи, и бондов. Более полувека назад Сигурд Нордаль, описывая сложную и необычную природу исландских общественных отношений эпохи народовластия, сравнил взаимодействие годи и бондов с рыбной ловлей, а точнее, с излюбленным исландским занятием — ловлей лососей. Ловить лосося непросто, для этого требуются сноровка и навык; исландский бонд, сродни сильному и проворному лососю, тянет рыбака за леску в воду, а годи, как умелый рыбак, должен удить нахлыстом, то есть забрасывать наживку аккуратно, а как клюнет, долго и терпеливо водить рыбу, пока не появится возможность легко вытянуть леску. Для отношений элиты и простых людей в континентальной Европе Нордаль нашел менее лестную метафору, сравнив вассала с тяжелой неповоротливой треской, которую любой дурак может поймать в сеть.[422]

Главная проблема, встававшая перед простым землевладельцем в ситуации, когда ему нужно было защитить свои привилегии или побороться за права, заключалась в том, что годи имели возможность не допустить тяжбу такого бонда до рассмотрения в суде. Чисто физически хуторянин (или группа таковых) был способен и постоять за себя и за свою землю, и даже убить своего противника (хотя бы и годи), но если эти действия осуществлялись без поддержки какого-либо влиятельного лица, такой хуторянин сильно рисковал — как богатством своего рода, так и собственной жизнью. Без союза с годи можно было потерять и статус, и землю. В том, что касалось важных вопросов, исландская правовая система была готова разговаривать лишь с годи, за редкими исключениями. Поэтому если в тяжбе против простого землевладельца выступал годи, то шансов на защиту у первого не имелось почти никаких, если только он не мог заручиться поддержкой другого годи.