Коллегии далеко не всегда могли достичь консенсуса. Поэтому спустя сорок лет, около 1005 года, была проведена еще одна реформа судебной системы, и на альтинге был учрежден новый апелляционный суд, так называемый пятый суд (дисл. fimtardómr).[294] Как и другие судейские коллегии, судьи пятого суда выбирались из числа бондов.[295] Нововведение эффективно работало в качестве суда последней инстанции, так как решения в нем выносились простым большинством. Учреждение пятого суда было предпоследней реформой государственных институтов Исландии эпохи народовластия, а последней стало предоставление членства в лёгретте двум исландским епископам, которым, однако, в отличие от годи было запрещено иметь советников.

Регулярность, с какой собирались исландские суды, и их надежность показывают, насколько важным исландское общество той эпохи считало нахождение в кратчайшие сроки решения, приемлемого для тяжущихся сторон и поддержанного всем обществом в целом. У судов была и другая функция, не менее важная: и местные суды, и суды альтинга предоставляли годи и другим людям возможность удовлетворить свои лидерские амбиции. События, происходившие во время этих судов, по большому счету являлись отражением политического климата в стране, а поскольку вердикты выносились на основе единогласия, которое подразумевало и взаимное согласие противных сторон, то они представляли собой разумные и реально осуществимые решения социальных проблем, которые в иной ситуации могли бы привести к взрыву. Бонды и годи встречались на тингах, с тем чтобы замириться, получить возмещение, предложить свои правовые и политические услуги и оказать поддержку тем, кого они представляли. Тинги разных уровней служили аренами политической борьбы, где амбициозные исландцы соревновались за престиж и статус.

Когда исландцу нужно было истребовать возмещение того или иного ущерба, изощренная система тингов и судов предоставляла ему целый набор разнообразных альтернатив. В идеале тяжущиеся стороны разрешали свои частные несогласия путем компромисса, скажем, одна из сторон могла предложить другой самой вынести решение по делу (в сагах используется термин дисл. sjálfdœ́mi, буквально «самосуд»). Такое предложение делалось, если предлагающая сторона была так или иначе уверена, что оппонент совладает с эмоциями и вынесет разумное и взвешенное решение; одна из сторон могла и прямо потребовать предоставить себе такое право, но получала она его лишь в ситуации, когда другая сторона была политически много слабее. Другим вариантом было вызвать оппонента на поединок — либо на ритуальную дуэль (дисл. hólmganga, буквально «поход на остров»; соперники отправлялись на остров, брали с собой секундантов, размечали поле боя и так далее), либо просто на бой без правил (дисл. einvígi, букв, «единоборство»). Впрочем, столь прямолинейный способ урегулирования конфликтов применялся редко[296], а в самом начале XI века поединки запретили[297] — вероятно, потому, что в них видели рудимент прежних эпох и ценностей, противоречащий духу переговоров и компромисса, прочно укоренившемуся в исландском обществе к этому времени.

Пострадавшая сторона могла выбрать и другой путь, например, перейти к физическому насилию или даже завязать полноценную распрю с кровной местью. Последний вариант, в отличие от большинства других, требовал гарантированной поддержки со стороны кровных родичей или свойственников. Если человек хотел избежать самых серьезных последствий распри с кровной местью или же положить распре конец, он мог прибегнуть к формальной юридической процедуре и отправиться называть свидетелей, вызывать противников в суд, начинать тяжбу и так далее. Можно было заручиться помощью представителей и попытаться решить дело до суда через вмешательство третьих, более или менее нейтральных, лиц. Альтернативы могли объединяться — например, внесудебные замирения оказывались прочнее и эффективнее, если о них публично объявляли на том или ином тинге, а сами суды, как отмечал еще Андреас Хойслер, представляли собой театрализованную распрю.[298] На разных этапах развития распри обе стороны могли поочередно прибегать ко всем вышеперечисленным методам, то применяя насилие, то требуя возмещения в суде, то призывая на помощь посредников.

Тесная связь успеха на политическом поприще с успехами в судах, какую мы видим в средневековой Исландии, возникла, в частности, потому, что в основе исландской системы лежала идея, что государство не обязано наказывать частных лиц за нарушения закона. Можно говорить даже о своего рода социальном институте отсутствия исполнительной власти, в рамках которого преступления рассматривались как частная проблема частных лиц, которую и решать полагается, соответственно, в частном порядке, а для этого лучше всего подходят или сами стороны, или выбранные ими представители. Наказания представляли собой штрафы, то есть фактически компенсации, выплачиваемые выигравшей дело стороне. Долг взыскать в той или иной форме возмещение за убийство лежал не на государстве, а на родственниках убитого, а те, если решали добиваться справедливости, выбирали тот или иной способ ведения своего дела. Важно, что выбор этот был совершенно свободным и ни закон, ни традиция никоим образом не вынуждали прибегать к физическому насилию. Кровная месть была лишь одним из многих вариантов возмещения за ущерб.

Преимущество годи перед простыми бондами состояло в том, что они находились ближе к центру юридической системы средневековой Исландии. И система поддерживала это их преимущество. Суды выносили решения, ориентируясь не столько на фактические обстоятельства дела и улики, сколько на положение в обществе участвующих в тяжбе сторон, и важнее всего было не задеть их честь. Исландское общество признавало законные права свободных землевладельцев, однако не предоставляло им независимых исполнительных институтов, которые бы обеспечивали реализацию этих прав. Бонды, втянутые в тот или иной конфликт, не могли надеяться защитить свои права, не обратившись за помощью к влиятельным людям, прежде всего к годи, — именно они располагали властью, силой и возможностями манипулировать правовой системой. Обычный землевладелец не имел шансов выиграть тяжбу у влиятельного человека, если только ему самому не помогал другой, не менее влиятельный человек. Задачей же влиятельных людей было поддерживать статус-кво, с каковой целью годи и занимались политикой, помогая в одних случаях нападать, а в других случаях защищаться и определяя своим участием исходы конфликтов. Годи, выступая представителями интересов других землевладельцев, имели возможность влиять на поведение так или иначе связанных с делом людей, при этом общественное мнение, как правило одобряло действия годи и находилось на их стороне.[300]