Самое употребительное из этих слов — древнеисландское существительное deila, буквально «дело», и означает оно несогласие, ссору между сторонами. У него есть глагол-омоним, означающий, соответственно, «находиться в состоянии ссоры или распри, конфликтовать». Оба слова используются в большом количестве композитов — сложных слов, обозначающих те или иные правовые реалии — тяжбу вообще (дисл. laga-deila «законный спор»), тяжбу на тинге (дисл. þing-deila) и так далее. Ссора и сопутствующие ей события могут называться существительным deilu-mál «дело о ссоре», а неуживчивая личность будет описываться прилагательным deilu-gjarn «жадный до ссор». Масса композитов включает в себя существительное deild (как правило, употребляется во мн. ч., дисл. deildir). Русские слова «дело» и «делить» родственны этим древнеисландским существительным и глаголам.

Если же мы встречаем deild в качестве второго элемента сложного слова, начинающегося с ill- — «злой, плохой» (родственно англ. ill — «больной, плохой, злой»), то это означает уже распрю с физическим насилием. Как только рассказчик саги дает понять читателям-слушателям, что «дело» зашло далеко и начались убийства, сложное слово illdeildir усекается до главной основы deildir.[357] Поэтому точное значение вышеупомянутых слов зависит от места в саге и стадии развития спора. Хороший пример — распря вокруг хутора Междуречье (дисл. Tunga) в Городищенском фьорде, описанная в «Саге о Лощинном Стурле». Хутор позднее стал называться Распревое междуречье (дисл. Deildar-Tunga) находящийся там горячий источник, крупнейший в Европе, называется поэтому Горячий источник на Распревом междуречье, исл. Deildar-Tunga-hver). Все же, несмотря на обычность усеченных композитов, мы встречаем полный композит illdeildir в нескольких местах в сагах об исландцах и «Саге о Стурлунгах». Так, в главе 49 «Саги о Ньяле» Халльбёрн Белый спрашивает Откеля: «На что ты рассчитываешь, затевая кровавую распрю с Гуннаром?» (дисл. deila við Gunnar illdeildum, буквально «тягаться с Гуннаром злыми делами»). Усеченная форма deildir встречается в целом ряде формул, указывающих на тот факт, что те или иные люди находятся с другими в состоянии распри.

Исландские лидеры могли действовать решительно и жестко, но подлинная цена каждому из них устанавливалась в судах и при заключении мировых. Большинство мировых заключалось до суда и вне суда, ибо само наличие судебной системы и тингов, проводившихся в одних и тех же местах в одно и то же время, служило стимулом договариваться и улаживать споры, не доводя их до стадии распри. Каждая из сторон могла пригрозить передачей дела в суд, и это было важным шагом в разрешении спора. Другой стороне тем самым давали понять, что еще немного — и это частное дело перейдет из рук спорящих в руки широкой общественности. В такой ситуации большинство разумных людей соглашались уладить вопросы самостоятельно или через представителей.

К концу X — началу XI века суды в Исландии достигли высокого уровня развития и могли предоставлять сторонам самые разные возможности договориться. Среди прочего был введен апелляционный суд последней инстанции — так называемый пятый суд, — а поединки (дисл. hólmganga) были запрещены.[358] Введенные в судебную систему изменения отражают природу исландской распри, института, призванного ограничивать насилие. Исландцы эпохи народовластия с удовольствием ввязывались в ссоры и конфликты, даже порой совершали убийство-другое, но настоящих долговременных распрей с кровной местью было крайне мало. Убивали людей по самым разным поводам — из-за оскорблений, краж, алчности, политической деятельности, сексуальных отношений, несдержанности нрава, страсти, сумасшествия, скуки, депрессии и просто природной склонности к жестокости. Убийство, как правило, считалось достаточным поводом для начала распри с кровной местью, но начиналась таковая не всегда.

В эпоху викингов в Исландии существовал еще один элемент контроля за насилием, а именно различие между двумя типами убийств — публичным (дисл. víg) и тайным (дисл. morð, родственно англ. murder).[359] Тот, кто желал, чтобы его действие попало в категорию публичных убийств, víg, должен был при первой же возможности (желательно в тот же день) после убийства объявить о содеянном публично, и в таком случае убийца оставался под защитой закона, а далее сторонам предстояло договориться о компенсации. Иначе говоря, публичное убийство было законным действием в рамках спора между сторонами и включалось в объем обстоятельств, которые можно и нужно взвесить при замирении сторон в суде или до суда. Если же убийца молчал, то такой акт, morð, считался постыдным и означал для содеявшего остракизм. В действительности скрыть личность убийце было, как правило, крайне затруднительно, и за таким актом следовали ответные убийства, а как только личность убийцы устанавливалась, ему грозила смерть либо как минимум объявление вне закона.

Постыдным считалось также причинять зло детям и женщинам. Как мы видели выше, женщины располагали довольно серьезными рычагами влияния внутри семей и родов, однако же от насилия в рамках распри они были защищены тем, что не имели права участвовать в судах и политической жизни. Сделка «политические права в обмен на неприкосновенность», насколько можно судить, в самом деле обеспечила женщинам безопасность — из источников известны единичные случаи, когда мужчины намеренно калечили или убивали женщин.[360] Аналогичным образом правила исландской распри запрещали трогать беззащитных детей, и соблюдались они даже тогда, когда оставленные в живых мальчики по закону получали право на кровную месть[361] (каковое порой и реализовывали, запуская новый виток распри[362]).

Исландское общество имело много особенностей, характерных для так называемых «обществ стыда», в которых негативное общественное мнение играло весьма значительную роль. Достойное поведение четко отличалось от поведения, уничтожавшего человека как личность. В «большой деревне», какой была Исландия, все всё про всех знали (или же думали, что знают). Приведенный в главе первой настоящей книги пример спора между Хрутом и Мёрдом Скрипицей весьма характерен как иллюстрация норм поведения. Поступок Хрута — вызов старика Мёрда на поединок, — несмотря на всю свою легальность, был недостойным и осознается как таковой даже нами, почти тысячу лет спустя. Хрут не заработал славы своими действиями, вовсе наоборот. Вот что происходит с ним по пути домой с альтинга (глава 8 «Саги о Ньяле»):