Семь навьюченных лошадей сушеной рыбы — немалый груз. Было бы чрезвычайно интересно узнать, чем Атли за нее заплатил.

Заготовка сена на низинных лугах была жизненно необходима — без сена хуторянам нечем было кормить коров и овец в течение долгой зимы, а прокормить требовалось максимально возможное число голов. В стадах большинство составляли валухи, баранов обычно держали лишь несколько, на развод. Валухи вырастали огромные и жирные, по весне с них состригали сугробы шерсти, которая зимой позволяла им выжить в горах, — их не сгоняли вниз, а оставляли на воле искать самим себе пропитание. В позднейшие времена исландцы считали, что валухи, которым удалось пережить зиму, — очень умные животные; в самом деле, в лютый мороз они умеют зарываться в снег и так греться, выставляя наружу лишь ноздри. От этой способности животных перебиваться самостоятельно напрямую зависело выживание людей. Олав Стефенсен (исл. Ólafur Steffensen), губернатор Исландии с 1793 по 1803 год, заметил как-то, после окончания особенно жестокого голода, что овцы, самостоятельно пасущиеся на воле зимой, — не что иное, как «столп, на котором стоит наше сельское хозяйство».[93]

Сам факт, что скотоводство и владение обширными участками земли играли центральную роль в исландской жизни, показывает, насколько мало менялось положение вещей на острове с X по XIII век. На протяжении всего этого периода плодородной земли, которую можно было успешно возделывать, решительно не хватало на всех. В силу географического положения лето в Исландии короткое, холодное и часто влажное, из-за чего выращивание зерновых уподоблялось игре в рулетку. Мука и зерно вскоре стали предметом роскоши, импортным товаром, хотя на юге Исландии иные хуторяне все-таки выращивали кое-какие злаки, например ячмень, в ограниченных количествах. Внутренние регионы острова были по большей части непригодны для жилья из-за жестокости долгих зим, и население вынуждено было распределиться вдоль побережья и в редких защищенных от ветра долинах. В этих местах рост численности приводил к росту социальной напряженности из-за нехватки земли, и споры о правах собственности на те или иные участки стали главным содержанием общественной деятельности — прежде всего потому, что именно на этих участках производилось пропитание.

О числе исландцев времен народовластия (условно 930-1264 гг.) можно лишь гадать, несмотря на то что источники содержат кое-какие совершенно уникальные данные. Так, Ари Мудрый сын Торгильса, исландец XII века, написал в своей «Книге об исландцах» (дисл. Íslendingabók), что второй исландский епископ, Гицур сын Ислейва, провел в конце XI века перепись населения. Гицуру удалось установить, что в этот период, когда близился конец эпохи викингов, в стране было тридцать восемь «сотен» землевладельцев, обязанных платить так называемый тинговый налог (см. об этом подробнее гл. 14). Речь идет о главах хозяйств, владевших собственностью достаточно крупной, чтобы претендовать на полный объем прав в судах и на сходках. «Сотня», вероятно, была «длинная», то есть это слово означало, как обычно в исландских источниках тех времен, число 120 (десять дюжин); таким образом хуторян, способных вести самодостаточное хозяйство, было в конце XI века около 4560.

Столь большое число свободных землевладельцев говорит о том, какое серьезное социальное выравнивание произошло в Исландии за два века с эпохи заселения. Оно же демонстрирует, сколь важную политическую роль играл этот класс земельных собственников, которые — источники совершенно единодушны в этом плане — умели сами позаботиться о своих правах и интересах. Все известные оценки общего населения Исландии так или иначе опираются на означенное свидетельство Ари о переписи Гицура. Считая, что в среднем на исландском хуторе жило от 10 до 20 человек — сюда входят как хозяин, так и члены его семьи и другие домочадцы, — мы получаем цифры от 45 до 90 тысяч. Судя по всему, 90 тысяч — завышенная оценка: довольно точно известно, что в XVII веке в Исландии жило около 55 тысяч человек.[94] В эпоху народовластия земля в Исландии была плодороднее, а луга были меньше затронуты эрозией, чем в XVII веке; исходя из этого можно предполагать, что и население было несколько многочисленнее, отсюда оценки в 60–70 тысяч человек.[95]

В первые века после заселения страна процветала, если все шло хорошо, но если год был неурожайный, то держись! Саги полны рассказов о таких временах, благодаря чему мы в подробностях знаем, какие именно напасти угрожали исландцам в «плохие года». Поскольку напасти случались регулярно, те исландцы, кто доживал до старости, проходили за свою жизнь через несколько таких трудных периодов. Природные ограничения Исландии во многом определили социальное развитие ее общества. Косвенные данные источников позволяют утверждать, что к концу X века нагрузка на природные ресурсы из-за численности населения опасно приблизилась к критической отметке. В XIII веке чрезмерная нагрузка на ресурсы очевидна, о чем можно судить по росту числа арендуемых (а не принадлежащих живущей там семье) хуторов и возникновению рыболовецких артелей как альтернативного способа выживания.

Последствия воздействия человека на экологию острова стали заметны вскоре после заселения. Уже в начале X века эрозия почвы и интенсивный выпас скота резко снизили плодородность лугов, из-за чего ценность (и стоимость) хороших низинных земель значительно возросла. Исландия все же — большой остров, и в самые первые годы его биомассы, вероятно, хватало, чтобы прокормить стада.[96] Проблемы из-за чрезмерного выпаса скота были связаны не столько с недостатком пастбищ — их-то вполне хватало, — а с тем, как именно их использовали. Животных отправляли на хрупкие альпийские луга ранним летом, и получалось, что скот выходил есть траву в тот самый период, когда она еще не успела ожить после суровой зимы, а почву поэтому было легче всего повредить, такая она была тонкая. Последствия раннего выпаса скота были катастрофическими — он-то как раз и привел к сокращению луговых площадей. Эрозия на высокогорье и затем на возвышенностях, запущенная в результате такой практики и помноженная на ограниченную площадь лугов в низинах, сделала Исландию разительно непохожей на большинство современных ей европейских стран. На континенте экология была в целом менее хрупкой, и расчистка лесов и осушение болот не уничтожали старые, а создавали новые земли, куда могло мигрировать растущее население.

Надежных данных касательно исландского климата в Средневековье мало, но имеющиеся свидетельства позволяют предположить, что примерно с 870 по 1170 год климат в Северной Атлантике был необычно мягкий.[97] В течение этого периода, так называемого Малого климатического оптимума, средние температуры были на градус выше, чем нынешние средние +4 °C. Можно сказать, что норвежцы выбрали идеальное время для морской миграции в Исландию, так как в этот период, помимо прочего, в море встречалось куда меньше плавучего льда и айсбергов, несущих смертельную опасность для мореплавателей. Однако к середине — концу XII века теплый период, современный эпохе заселения, сменился устойчивой тенденцией к похолоданию, одним из последствий которого стало более частое появление у северных берегов Исландии плавучих льдин. Сам по себе климат, однако, не слишком испортился, и периоды относительного потепления еще случались. Один из них пришелся на самый конец эпохи народовластия и длился примерно с 1200 по 1260 год — время, которое принято называть эпохой Стурлунгов.