Любопытно при этом, что исландские законы о вире — материальной компенсации за убийства, — собранные в «Сером гусе» в разделе под красочным названием «Счет обручий» (дисл Baugatal[310]), отражают именно патрилинейное устройство общества. Положения «Счета обручий» являются для Исландии фактически архаизмом, наследием древних времен, и находятся в противоречии с данными саг, ибо предполагают сферой своего действия общество вроде норвежского, где социальные группы формируются вокруг родственников по отцовской линии. Тот факт, что мы обнаруживаем в исландском праве положения, свойственные обществу более архаичному, нежели исландское (и в социальном, и в политическом, и в родственном плане), не должен нас удивлять. Эти идеи и положения были вывезены в Исландию первопоселенцами и послужили точкой отсчета для развития нового общества. В известном смысле они продолжали действовать вплоть до конца эпохи народовластия и даже позднее; однако новые формы социальных отношений, возникшие в Исландии, не могли быть прямым отражением норвежских — какую социальную группу норвежского общества ни возьми, из нее эмигрировала лишь часть, а не вся группа целиком. Кроме того, первопоселенцы «брали землю» индивидуально, в личном, а не сословном качестве. И следующим поколениям, дабы защитить недвижимое наследство от посягательств, приходилось обращаться за помощью к любому, кто был готов ее оказать: к родичам обоих родителей, к шурьям-зятьям и так далее, да и просто к знакомым землевладельцам, с которыми нет ни свойственных, ни родственных отношений, но которые думают извлечь из оказания помощи выгоду. В Исландии эпохи заселения, в этой стране на краю света, было критически важно заручиться поддержкой для защиты своей собственности. Политические союзы были в этом плане куда эффективнее родственных связей. Взаимная поддержка считалась обычным делом, и так постепенно сформировался институт представительства с его правилами и традициями. Во время кризиса именно умение найти союзников определяло, сохранит ли тот или иной индивидуум собственность и положение (а порой и жизнь), а опора на «абстрактную» силу закона, выраженную в родственных связях или в отношениях «годи — тинговый», играла лишь второстепенную роль. Так выглядела социальная подоснова системы накопления богатства и власти в средневековой Исландии, и вознаграждала она прежде всего людей с политической жилкой.

Успех индивидуума как представителя и его умение поддерживать взаимовыгодные отношения зиждились на четком следовании определенному поведенческому стандарту, который обозначался древнеисландским термином hóf, что означает «умеренность» или «разумность, вменяемость». Человек, отличавшийся умеренностью в этом смысле, назывался hófsmaðr, что следует переводить как «человек одновременно сдержанный и справедливый». В сагах действует немало таких людей, например, «Сага о Гуннлауге Змеином языке» начинается с рассказа о преуспевающем и уважаемом годи Торстейне, правнуке норвежского землевладельца Квельдульва и сыне великого воина и исландского скальда Эгиля сына Грима Лысого. В ее первой главе сказано:

Противоположностью умеренности была «неумеренность», «агрессивность» (дисл. óhóf), то есть неспособность вести себя сдержанно и не выходить за пределы разумного. Тот, кто демонстрировал неумеренность характера, пугал врагов, но еще более — друзей. Действия личностей, отличавшихся неумеренностью, неизменно влекли за собой реакцию соседей и иных людей, равных «нарушителю спокойствия» по социальному статусу. На него оказывалось сильнейшее давление, и в результате почти никогда не бывало, чтобы один предводитель сколько-нибудь долго мог силой принуждать других важных людей подчиняться своей воле. Действия, совершаемые неумеренной личностью с целью реализовать свои амбиции, назывались ójafnaðr, буквально «неравенство», то есть про таких говорили, что они поступают «нечестно» и «несправедливо» по отношению к другим, а самих этих людей называли «высокомерными» (дисл. ójafnaðarmenn, ед. ч. ójafnaðarmaðr; в переводах встречается «не считал других себе ровней»). Такие поступки нарушали консенсуальную природу исландского общества и неизменно провоцировали серию действий, направленных на то, чтобы принудить наглеца вести себя как положено. Если алчность и амбиции какой-либо личности начинали угрожать властному равновесию в том или ином регионе, другие лидеры быстро объединялись с целью положить этому конец. Так, в «Саге о людях с Песчаного берега» сыновьям Торбранда удается заставить Снорри Годи помочь им осадить годи Арнкеля, когда действия последнего заходят слишком далеко и ставят под угрозу статус-кво в регионе. Как неоднократно показано в сагах, ответная агрессия против чересчур высокомерного индивидуума не приводила к революции или гражданской войне, а лишь перераспределяла власть в регионе. Выступая представителями обиженных сторон в противостоянии с амбициозными наглецами, местные лидеры стремились получить материальную выгоду и социальный престиж — и одновременно сами старались не впасть в высокомерие.

Когда предводитель переступал границы дозволенного, это не оставалось незамеченным, и очень многие люди почитали подобное за оскорбление. В число таких людей зачастую входили и члены семьи самого зазнавшегося годи. В «Саге о людях со Светлого озера» (главы 1–4 редакции А) рассказывается любопытная история, в которую влипли сразу два могущественных годи, Гудмунд Могучий и Торгейр годи людей со Светлого озера, решив наплевать на закон ради большой личной выгоды. Дело было так: на севере жили два брата, которые сильно досаждали бондам, и за это их на три года изгнали из страны (гл. 1). Они направились в Норвегию к ее тогдашнему правителю, ярлу Хакону, и заслужили там большой почет. Проведя за границей лишь два года из положенных трех, один из этих братьев, по имени Сёльмунд, возвращается в Исландию, несмотря на то что приговор все еще действует (по закону в этой ситуации его можно убить, не платя виры). Возвращается он не один, а с подарками от ярла для Гудмунда и Торгейра (гл. 2); ярл, надо полагать, рассчитывает таким образом заставить двух влиятельных исландцев помочь Сёльмунду избежать возмездия. Про Гудмунда говорится, что он был дружинником ярла (и обязан поэтому исполнять его волю), интерес же Торгейра, судя по всему, исключительно денежный.

Ситуация складывается весьма щекотливая, так как местные жители, и, в частности, сыновья Торгейра, испытывают к Сёльмунду сильные чувства, не отличающиеся нежностью. Поэтому, чтобы защитить его, двое годи пытаются найти в законе лазейку и аннулировать вынесенный два года назад приговор. Решающим обстоятельством в этом деле, насколько можно судить, является тот факт, что Торгейр занимает пост законоговорителя и способен, надо полагать, разрешить сложную правовую ситуацию, сказав в нужный момент свое веское слово. Торгейр заявляет Гудмунду: «Не полагается мне вмешиваться, ведь дело касается моих собственных тинговых. Все же я поддержу тебя, но ты сам должен вести тяжбу». А Гудмунд отвечает: «Не могу возражать, ведь в твоих руках сила закона». У сыновей Торгейра, однако, другие планы — они просто убивают Сёльмунда (попутно вступив в битву с собственным отцом, гл. 2), а Торгейру едва удается сохранить звание годи (гл. 4).

Кроме умеренности, представитель должен демонстрировать образцовое знание законов, особенно если его цель — не просто успех в суде, но власть. Монополии на это знание у годи не было — саги показывают нам обычных бондов, вроде Ньяля сына Торгейра и Хельги сына Дроплауг, известных как непревзойденные знатоки права и успешные представители. Ни Ньяль, ни Хельги не носили титул годи, но вращались в кругах годи и помогали самым разным людям с большой выгодой для себя. Периодически влияние таких бондов оказывалось сильнее влияния иных годи, хотя неясно, насколько прочным было завоеванное ими положение в долгосрочной перспективе. У годи был целый ряд значительных преимуществ перед такими бондами, прежде всего наличие «готовой» группы поддержки в лице тинговых. Судьба Хельги сына Дроплауг, одного из главных героев «Саги о сыновьях Дроплауг», наглядно иллюстрирует это обстоятельство. Несколько лет подряд Хельги успешно соперничает в судах с местным годи, на чей годорд, похоже, он и положил глаз.[311] Но его оппонент демонстрирует удивительную способность держать удар, и доступные ему как годи ресурсы в итоге играют решающую роль — в длительной кампании ресурсы Хельги, обычного бонда, истощились раньше.