* * * «Довольны вашей службою?» — Спросил его Козлов. Заскреб в затылке стриженом: «Пока служу, — не жалуюсь, Хватает на харчи… Да дело, вишь ты, шаткое,— Не в моде нынче цирк. На праздниках, как видите, Сползается народишко, А дальше… понимаете, По всем рядам-скамеечкам Завелся ветерок… Ну что ж… Судьба походная,— Вертись, катись, выискивай. Давно в артель колбасную Меня седьмым в компанию Зовет земляк в Тулон — Ведь колбаса из моды-то Еще не вышла, чай? Вот только жалко до смерти Мне расставаться с Гришкою,— Привык я к лопоухому, Как к собственной душе…» * * * Слон Гришка вскинул голову, Мотнул ушами-тряпками, Насос свой серый вытянул И в брови Шаповаленко Сочувственно дохнул. XVII В разгаре бал земляческий… Внизу под джаз гундосящий Танцуют пары вялые, Стирая добросовестно — Уже лет десять с хвостиком — Подметки о паркет. Внизу народ слоняется, Как вобла беспризорная, От лотереи к столикам, От столиков — на лестницу И молча циркулирует То вниз, то снова вверх. А на эстраде, — слышите? — Рояль разлился жемчугом, И женский голос ласковый Зашелестел над стульями, Как ветер зоревой. Плывет романс усадебный, Звенит во всех углах… Задумались-заслушались Все старые-усталые, В простенке замер с чашкою Француз-официант. * * * Козлов давно уж пристально Следил за странной личностью — Веселым, жизнерадостным, Чудесно припомаженным, Сияющим улыбкою, Ботинками и смокингом, Румяным старичком… То он с улыбкой светскою Вверху буфет «поддерживал», Хлебнет глоток шампанского, Прищурит глазки детские, Раскроет свой бумажничек,— Изысканным движением Красавице над стойкою Протянет ассигнацию — И сдачи не возьмет… То в лотерее беженской Толчется с увлечением,— Как гимназистик розовый Билетик за билетиком Вскрывает, торопясь. Под мышками — том Чехова, Будильник, капор вязаный, Кустарный ковш с павлинами И ватная боярышня В кокошнике корабликом, С лимонною косой… То вниз к оркестру спустится, Шепнет два слова на ухо Лихому барабанщику,— И музыканты, дьяволы, Извилистые ухари, Вдруг грянут «Стеньку Разина» Под соусом танго. Чуть ручкой дирижируя, Пристукивая ножкою, Ликует-умиляется Милейший старичок. * * * Козлов в толпу протиснулся И Львова равнодушного Похлопал по плечу. «Нашел! Нашел счастливого!.. Уж этот не отвертится… Скажи-ка мне, голубушка, Кто этот старичок?» Львов повернул к приятелю Свой профиль твердокаменный И отчеканил медленно: «Бельгийский инженер. У нас до революции Лет двадцать жил он в Питере,— Делами колоссальными Вертел сей джентльмен… Увы, мой друг доверчивый! Как мы счастливца этого, Бельгийца русопетого, По эмигрантской линии Запишем на приход?..» XVIII В лесу Булонском сереньком Под голою акацией Расселась няня русская С вязаньем на скамье… Голодные, продрогшие Парижские воробушки Гурьбою подбиралися И слушали внимательно, Склонивши набок головы, Как нянька иностранная На языке неведомом Их ласково журит: «Ах, дурачки вы Божии! Что в будний день найдете вы Здесь в городском лесу? Одни бумажки сальные На кустиках сырых… Наведались бы, глупые, В харчевню нашу русскую — У Мотт-Пикейной станции: Там повар, Тит Панкратьевич, На дворике под лестницей Вчерашней кулебякою Вас, сирых, угостит…» * * * Шагая в одиночестве По листьям за скамейкою, Попов подслушал нянькины Забавные слова. Подсел и поздоровался,— На липу серым дождиком Метнулись воробьи… «Что ж, нянюшка… Не поняли Вас воробьи французские?» — «От скуки, сударь-батюшка, Не то что с воробьишками,— В квартирке нашей махонькой Я с молью бессловесною Порою говорю… Питомец мой Алешенька Уйдет в лицей ранешенько, Брожу одна по комнате, В окошке мгла бесснежная,— Парижский сизый суп… А барыня-красавица Четвертый месяц, миленький, С сестрой в рулетном княжестве Танцует трепака… Вот и живу с Алешенькой. Придет из школы сумрачный. „Что нового?“ — „Ах, нянюшка!“ Потом вдвоем обедаем. Обложится журналами С мордатыми боксерами, А я сижу-молчу. Расковыряет вилкою Стряпню мою несчастную И к телефону чертову Приклеится на час: Трещит, как чиж на веточке, Смеется-улыбается,— „Пасе-перепасе…“ Ведь вот для няньки старенькой Улыбок, сударь, нет. Потом придут приятели,— Хоть бы словечко русское!.. Поишь их чаем с кренделем И думаешь: ох, милые… Виски-то белобрысые, Орловские-московские, А под висками этими Сплошное фрикасэ… Пойдут в кино проветриться. Конечно, няню старую Не позовет Алешенька,— Стыдится няньки… Господи! А кто тебя, губастого, В Берлине пеленал? И вот в харчевню русскую Припрешься к другу-повару,— Да тоже нынче, батюшка, И он глядит сычом… Когда же это кончится? Вы ж, сударь, образованный,— По облику видать…» |
