* * * Подруга только плюнула,— Да так неосмотрительно, Что журналисту русскому Попала на башмак… Но, впрочем, не заметила,— А он, привстав растерянно, Приподнял шляпу мятую И ляпнул: «Виноват!» XV Под Новый год в час утренний Вонзился в дверь стремительно Веселый почтальон. Порылся в сумке кожаной И Львову полусонному Поднес с парижской грацией Письмо «рекомандэ»… * * * Перед окном сереющим Львов сел на кресло дряблое, Халат свой подобрал И с полным безразличием,— С иллюзиями детскими Давно уже покончено! — Вскрыл мундштуком конверт. И вдруг оттуда — милые! — Крутясь, как птичка Божия, Слетел на коврик стоптанный Жемчужно-белый чек… Львов поднял, охнул — батюшки! Берлинское издательство, Давно уж захиревшее, Как ландыш без дождя,— Должно быть, в знак раскаянья В счет долга застарелого Прислало чек, подумайте,— На тысячу франчков… С душевным изумлением, Как пепел, с сердца хмурого Стряхнувши скептицизм, Подумал Львов оттаявший: «О Дон-Кихот пленительный, Издатель дорогой! Пред новогодним праздником Анахронизмом благостным Тургеневскую девушку В себе ты возродил… Не слыхано! Не видано!» Подай сюда историю Хоть под гарниром святочным, Читатель, разумеется, Подумает: брехня… Но чек — не привидение,— И вера в человечество Проснулась в Львове вновь, И над камином вспыхнуло В бенгальском озарении Волшебное видение: Коричневое, новое, Чудесное пальто… * * * Но в виде дополнения Львов из конверта выудил Такое письмецо: «Сердечноуважаемый! Проездом из Швейцарии Через Париж в Голландию Жена, как с ней списался я, На днях вас посетит… Она в Париже, думаю, Два дня лишь проболтается,— Для родственников надобно Подарки ей купить,— У вас ведь цены снизились… Так вот, мой драгоценнейший, Прошу ей передать…» Какое продолжение — Всем ясно и без слов… Львов, чек свернувши в трубочку, Промолвил тихо: «Тэк-с». * * * Видали вы когда-нибудь, Любезные читатели, Как рыболов под ивою Сидит с постылой удочкой И час, и два, и три? Вдруг поплавок коралловый Качнется, вздрогнет, скроется, Удилище натянется, Струной дрожит бечевочка, Душа звенит, поет… Видали вы, друзья мои, Как он добычу к берегу Рукой подтянет трепетной И сильным взмахом вытянет Из лона светло-синего Заместо карпа жирного Размокнувший… башмак! XVI Куда от скуки спрячешься? Одни идут с отчаянья На диспут с словопрением: «Взгляд русских младодевочек На будущих отцов», Другие в виде отдыха Предпочитают цирк. * * * Антракт. Гурьбою публика Плывет в конюшни теплые,— По сторонам вздымаются Породистые головы Безмолвных лошадей… Губами деликатными Берут с ладоней ласковых Искристый сахарок, Косят глазами умными, Потряхивают челками, Стучат о доски ножками И просят: «Дай еще…» А сбоку, рядом с клетками, Три журналиста русские У стойлища слоновьего Приткнулись в тесноте. Слон, меланхолик дымчатый, Качал кишкою-хоботом И с полным равнодушием, Как в сумку акушерскую, В пасть булочки совал. Индус в тюрбане огненном, Скрестивши руки тонкие, Стоял у головы. * * * Индусскою осанкою Невольно залюбуешься,— Попов вздохнул сочувственно И вдумчиво изрек: «Вот, братцы, раса чистая! Хоть в глупый смокинг выряди Подобный экземпляр,— Узнаешь и без паспорта По тонким пальцам вогнутым, По перехвату талии, По бронзовому профилю, По горделивой выправке И по разрезу глаз…» Но Львов с улыбкой хитрою По-русски вдруг спросил: «Как звать тебя, почтеннейший?» «Игнатий Шаповаленко,— Ответил экземпляр.— Я в первом отделении Ковбоя представлял, Чичас для живописности, Для привлеченья публики В индейцах состою, А в третьем отделении, В своем природном звании, В малиновой черкесочке С медведем я борюсь…» |
