Русские миражи * Стадо Вся улочка в пыли Лилово-золотистой. Косяк овец вдали Плывет гурьбой волнистой. Их блеянье, как плач, Сквозь гул дробится сипло. Барбос пронесся вскачь, Взволнованный и хриплый. За ребрами дворов Галдят грачи над яром, У медленных коров Набухло вымя шаром,— Шарахаются вкось, Взлезают друг на друга. Раскинув локти врозь, Мальчишка скачет с луга… А у ворот стоят Молодки, девки, бабки,— Зовут своих телят, Ягнят несут в охапке… Как гулкая вода, Несется: «тпруси, тпруси!» Идут домой с пруда Вальяжным шагом гуси. Закатный светлый дым Весь алым шелком вышит, И молоком парным Дремотный вечер дышит. На крыльце В колодец гулко шлепнулась бадья, Склонилась баба, лихо вздернув пятку, Над дубом стынет лунная ладья, Тускнея радужно сквозь облачную грядку. Туманным пологом окутаны поля, Блеснул костер косым огнем у рощи. За срубом зашипела конопля,— Нет в мире песни ласковей и проще… Лень-матушка, а не пора ль соснуть? Солома хрустнет под тугой холстиной, В оконце хлынет сонный Млечный Путь. У изголовья — чай с лесной малиной… Но не уйти: с лугов — медвяный дух, И ленты ивы над крыльцом нависли. А там в избе, — стокрылый рокот мух, И духота, и городские мысли… Нахмуренный, в рубахе пузырем, Прошел кузнец, как домовой лохматый, И из больницы в ботах, с фонарем Старушка-докторша бредет тропой покатой. Я гостье рад… В пустыне средь села Так крепким дорожишь рукопожатьем… Ты, горечь старая, тяжелая смола, Каким тебя заговорить заклятьем? 1930 Кукуруза * Сердце к пище равнодушно: Тощий суп или котлеты, Или просто булка с сыром И десяток вялых фиг,— Ешь и смотришь, как за склоном По лазури средиземной Проплывает в искрах солнца Белоснежный, сонный бриг… Но порой котлеты с супом До того осточертеют, Что душа моя выходит Из привычных берегов — И тогда опять невольно К детским тянешься истокам — К бессарабской кукурузе, Пище лакомок-богов… О кочан, весь в сочных зернах, Маслом политый топленым, И горячий, как испанка, Разомлевшая во сне! Перемажешь нос и руки, Скатерть, уши и салфетку,— Даже крошки не оставишь На янтарном кочане. Рядом с этим райским блюдом (Даже в сердце засосало При одном воспоминанье) — Вспомнишь с нежностью не раз: Кабачки с мясной начинкой, Желтый перец в маринаде И икру из баклажанов… Слезы брызнули из глаз! Но, к несчастью, здесь в Провансе Старой, жесткой кукурузой, А другой здесь не увидишь, Кормят только жадных кур… Не глотать же эти камни Огорченному поэту,— Потому что, потому что Это было б чересчур… Сердце к пище равнодушно,— Но хранят страницы детства Вместе с милой кучей вздора Ощущение одно: Запах нежной кукурузы, Лоск растопленного масла, И облизанные пальцы, И разбухшее зерно… <1931> На трубе *
Гимназистик на Трубе Жадно выпучил гляделки: Все бы он унес к себе — От малиновки до белки! Целый день бы он кормил Птиц за флигелем в беседке. Дворник, старенький Памфил, Перекрасил бы все клетки… Ах, румяный мой чудак,— Ты напрасно глазки лупишь: В кошельке твоем пятак, Воробья и то не купишь! <1931> УТЕШЕНИЕ * К пуделю * Черный пудель, честная собака! Незнаком тебе ни Кант, ни Лев Толстой, И твое сознанье полно мрака: Кто учил тебя быть доброй и простой? Любишь солнце, человека, игры, К детворе во всю несешься прыть… Если люди стали все, как тигры, Хоть собаке надо доброй быть. Ведь никто не драл тебя дубиной И брошюр партийных не давал,— Но, спеша вдоль стен домой с корзиной, Не сбежишь ты с хлебом, как шакал. И когда на шум собачьей драки Сквозь забор ты мчишься через жердь, Не грызешь ты сбитой с ног собаки, Не визжишь, как бешеная: «Смерть». Ты чутка, полна ума и чести, Не протянешь лапы наглецу, И значок собачий твой из жести Многим людям более к лицу… «Человек — звучит чертовски гордо» — Это Горький нам открыл, Максим. Ты не веришь? Ты мотаешь мордой? Ты смеешься, кажется, над ним? <1920> |