Нелепо, подобно жирафу, Торчать на эстраде в тоске: Давид выходил к Голиафу С одною пращою в руке. Не мямли, краснея позорно, Не ной в носовую дуду. Глазами фиксируй упорно Девицу в четвертом ряду. Концы подавай полногласно — То басом, то нежным альтом, И если услышишь: «Прекрасно!», Подайся вперед животом. ……………………………………………… Прозаик устроил свой вечер, А я поучиться пришел. Три люстры горели, как глетчер, Сиял лакированный пол. И вот — распахнулась портьера. Он вышел. Храни его Бог! Встал боком и желтый, как сера, Взглянул на дрожащий сапог. И вдруг загундосил уныло, Отставивши ногу, как ять… Резинку жевал он иль мыло, Не мог я, признаться, понять. Где жесты? Где звонкие ноты? Ладони висели пластом, В носу заливались фаготы, И галстук болтался глистом… Окончил. Одернул манишку И рысью скорее-скорей, Косясь на рояльную крышку, Исчез средь кулисных дверей. <1925> Б. К. Зайцеву * Юбилейный стиль известен: В смокинг стянутое слово Напомадишь, и разгладишь, И подкрасишь, и завьешь… Восклицательные знаки Соберешь в букет разбухший И букетом этим душишь Юбиляра с полчаса. Юбиляр сидит понуро, Вертит в пальцах карандашик, И в душе его крылатой Загораются слова: «О, когда, когда он кончит?.. Где моя ночная лампа, Стол мой письменный и туфли, Крепкий чай и тишина?» Но сегодня случай легкий: Разве Зайцеву Борису На турецком барабане Можно арии слагать? Разве жаворонку нужен Пышноцветный хвост павлиний? Тает-тает в бледном небе И, сливаясь с ним, звенит… А теперь начнем по пунктам. Первый пункт. Во время оно Карамзин маститый молвил И, конечно, неспроста,— Что отменный автор должен Быть отменным человеком… Не конфузьтесь, милый Зайцев, Это сказано про Вас. Пункт второй отметим кратко: В книжке Зайцева Бориса Не найдете вы героев, Хоть с прожектором ищи… Не легка его задача — Он о среднем человеке Пишет так, что этот средний Всех героев нам милей. Третий пункт. Язык российский Рвут макаки, точат черви: Слово — хриплый эпилептик, Слово — ребус-спотыкач. Но ручьем хрустально-светлым Русским складом, русским ладом, Со сказуемыми в центре Льется Зайцевская речь. Пункт четвертый. Тихий Зайцев, Как ни странно, двоеженец: Он Италию с Россией В чистом сердце совместил. Сей роман — типично русский,— И у Зайцева Бориса Римский воздух часто веет Безалаберной Москвой. Пятый пункт вполне интимный, И никто о нем не знает, Но редактор «Перезвонов» Должен выслушать меня: Он из рукописей пестрых Ни одной чужой страницы, По рассеянности русской, Не засунул за диван. Пункт шестой… Но, впрочем, будет… На челе у юбиляра, Я отсюда вижу ясно, Выступает мелкий пот. Слава Зайцеву Борису! В юбилей тридцатилетний Пусть его в России новой «Нива» новая издаст… Пусть по русским закоулкам — От Архангельска до Ялты — Разлетятся, словно брызги, Книжки светлые его… А пока мы здесь в Париже Задушевно и любовно Крикнем Зайцеву Борису Беспартийное «ура»! 1926, 12 декабря Париж Базар в Auteuil *
Хорошо близ Занзибара, Притаясь в тенистом логе, Наблюдать, как слон с слонихой На песке задрали ноги. Как жираф под эвкалиптом, Обоняя воздух душный, Самку издали разнюхав, Поцелуй ей шлет воздушный. Как бушмен с блаженной миной В два украденных манжета Продевает томно пятки Темно-бронзового цвета… А вдали за пышной чащей,— Это ль, друг мой, не поэма? — Может быть, сокрыты стены Африканского Эдема. Ева черная, зевая, Прислонившись к Злому Древу, Водит яблоком опавшим По лоснящемуся чреву… И Адам, блаженный лодырь,— Не открыт еще Европой,— Всласть бодается под древом С молодою антилопой. Черный ангел спит на страже Под алоэ у калитки. По бедру его тихонько Вверх и вниз ползут улитки… Ты, читатель, улыбнулся? Это, милый, все, что надо, Потому что без улыбки Человек противней гада… А теперь вернемся к теме: Чем вздыхать по Занзибару, Мы с тобой пройдемся лучше По парижскому бульвару. Занзибар — журавль в лазури, Жизнь проходит час за часом, Если, друг мой, нет нектара, Утоляют жажду квасом. |
