Индийские Травы Познавший сущность стал выше печали. Шри-Шанкара-Ачария. Майя Тигры стонали в глубоких долинах. Чампак, цветущий в столетие раз, Пряный, дышал между гор, на вершинах. Месяц за скалы проплыл и погас. В темной пещере, задумчивый йоги, Маг-заклинатель, бледней мертвеца, Что-то шептал, и властительно-строги Были черты сверхземного лица. Мантру читал он, святое моленье; Только прочел – и пред ним, как во сне, Стали качаться, носиться виденья, Стали кружиться в ночной тишине. Тени, и люди, и боги, и звери, Время, пространство, причина, и цель, Пышность восторга, и сумрак потери, Смерть на мгновенье, и вновь колыбель. Ткань без предела, картина без рамы, Сонмы враждебных бесчисленных «я», Мрак отпаденья от вечного Брамы, Ужас мучительный, сон бытия. К самому небу возносятся горы, Рушится с гулом утес на утес, Топот и ропот, мольбы и укоры, Тысячи быстрых и звонких колес. Бешено мчатся и люди и боги... Майя! О, Майя! Лучистый обман! «Жизнь – для незнающих, призрак – для йоги, Майя – бездушный немой океан!» Скрылись виденья. На горных вершинах Ветер в узорах ветвей трепетал. Тигры стонали в глубоких долинах. Чампак, цветок вековой, отцветал. Круговорот
Не только люди и герои, Волненье дум тая, Томятся жаждой в душном зное Земного бытия. Но даже царственные боги Несут тяжелый плен, Всегда витая на пороге Все новых перемен. Они счастливее, чем люди, Герои равны им, Но все они скорбят о чуде Всем существом своим. В оковах жизни подневольной Запутанных миров, Скорбят о вечности безбольной Непреходящих снов. И только Он, Кто всех их видит С незримой высоты, Кто бледной травки не обидит, В Чьем лоне я и ты, — Лишь только Он, всегда блаженный, Ничем не утомлен, И жизнь с ее игрой мгновенной Пред ним скользит, как сон. Никем не понят и незнаем, Он любит свет и тьму, И круг заветный мы свершаем, Чтобы придти к Нему. Как луч от Солнца, в жгучем зное, Сквозь бездну мглы скользим, И вновь – к Нему, в святом покое, И вот мы снова – с Ним! Индийский мотив Как красный цвет небес, которые не красны, Как разногласье волн, что меж собой согласны, Как сны, возникшие в прозрачном свете дня, Как тени дымные вкруг яркого огня, Как отсвет раковин, в которых жемчуг дышит, Как звук, что в слух идет, но сам себя не слышит, Как на поверхности потока белизна, Как лотос в воздухе, растущий ото дна, Так жизнь с восторгами и с блеском заблужденья Есть сновидение иного сновиденья. Жизнь Жизнь – отражение лунного лика в воде, Сфера, чей центр – повсюду, окружность – нигде, Царственный вымысел, пропасть глухая без дна, Вечность мгновения – миг красоты – тишина. Жизнь – трепетание Моря под властью Луны, Лотос чуть дышащий, бледный любимец волны, Дымное облако, полное скрытых лучей, Сон, создаваемый множеством, всех – и ничей. Как паук Как паук в себе рождает паутину, И, тяжелый, создает воздушность нитей, — Как художник создает свою картину, Закрепляя мимолетное событий, — Так из Вечного исходит мировое — Многосложность и единство бытия. Мир один, но в этом мире вечно двое: — Он, Недвижный, Он, Нежаждущий – и я. Из Упанишад Все то, что существует во вселенной, — Окутано в воздушную одежду, Окружено Создателем всего. Среди теней, в движении сплетенных, Недвижное есть Существо одно, В недвижности – быстрей, чем пламя мысли, Над чувствами оно царит высоко, Хотя они, как боги, в высь парят, Стремясь достичь того, что непостижно; Оно глядит на быстрый ток видений, Как воздух – обнимая все крутом, И жизненную силу разливая. Недвижно движет всем; далеко – близко; Оно внутри вселенной навсегда. И кто проникновенным взором взглянет На существа как дышащие в нем, И на него как Гения Вселенной, Тогда, поняв, что слитна эта ткань, Ни на кого не взглянет он с презреньем. |
