Пророчество божьих людей По левую сторону, в одеянии страшном, Души грешные, сумраки лиц. Свет и тьма выявляются, как в бою рукопашном, Все расчислено, падайте ниц. По правую сторону, в одеяньи лучистом, Те, которых вся жизнь жива. Золотые их волосы в красованьи огнистом, Как под солнцем ковыль-трава. Минуты отшедшие, не вспыхнувши золотом, Тяжелым упали свинцом. И в поле неполотом, и в сердце расколотом Все размножилось цепким волчцом. Вы, время забывшие, вы Мира не видели, Хоть к Миру пиявка и льнет. Себя не украсивши, вы Солнце обидели, Вас Солнце, вас Ветер сомнет. Глаза ваши мертвые как будто вы вделаны, Как будто они из стекла. И стрелами будут дела, что не сделаны, Зачем вас Земля родила? Лежите в болотах гнилыми колодами, В жерле ненасытных котлов. Но к Солнцу – кто солнечный — веселыми всходами — Взойдет до жемчужных садов! Двенадцативратный
И город был чистый и весь золотой, И словно он был из стекла, Был вымощен яшмой, украшен водой, Которая лентами шла. Когда раскрывались златые врата, Вступали пришедшие – в плен, Им выйти мешала назад красота Домов и сияющих стен. Сиянье возвышенных стен городских, С числом их двенадцати врат, Внушало пришедшему пламенный стих, Включавший Восход и Закат. В стенах золотилось двенадцать основ, Как в годе – двенадцать времен, Из ценных камней, из любимцев веков, Был каждый оплот соплетен. И столько по счету там было камней, Как дней в семитысячьи лет, И к каждому ряду причтен был меж дней Еще высокосный расцвет. Там был гиацинт, и небесный сафир, И возле смарагдов – алмаз, Карбункул, в котором весь огненный мир, Топаз, хризолит, хризопрас. Просвечивал женской мечтой Маргарит, Опал, сардоникс, халцедон, И чуть раскрывались цветистости плит, Двенадцатиструнный был звон. И чуть в просияньи двенадцати врат На миг возникали дома, Никто не хотел возвращаться назад, Крича, что вне Города – тьма. И тут возвещалось двенадцать часов С возвышенных стен городских, И месяцы, в тканях из вешних цветов, Кружились под звончатый стих. И тот, кто в одни из двенадцати врат Своею судьбой был введен, Вступал – как цветок в расцветающий сад, Как звук в возрастающий звон. Осанна – Что было у вас за пирами? – Цветочные чаши, любовь. – Что выше? – Все звезды над нами. – Что в чашах? – Поющая кровь. – Своя иль чужая? – Смешались. – А песни? – Всегда об одном. – В какой же стране вы остались? – Осанну, Осанну поем. Птицы в воздухе Строки напевные «Мы уйдем на закате багряного дня...» Мы уйдем на закате багряного дня В наш наполненный птичьими криками сад. Слушай их, меж ветвей. Или слушай меня. Я с тобой говорю – как они говорят. Миновала зима. И в воздушность маня, Это – сердце душе говорит через взгляд. Эти птицы поют о дрожаньях Огня. Их понять торопись. Пропоют, улетят. В ярких брызгах Дважды рожденные Мы вольные птицы, мы дважды рожденные, Для жизни, и жизни живой. Мы были во тьме, от Небес огражденные, В молчаньи, в тюрьме круговой. Мы были как бы в саркофагной овальности, Все то же, все то же, все то ж. Но вот всколыхнулась безгласность печальности, Живу я – мой друг – ты живешь. Мы пьяность, мы птицы, мы дважды рожденные, Нам крылья, нам крылья даны. Как жутко умчаться в провалы бездонные, Как странно глядеть с вышины. С ветрами Душа откуда-то приносится Ветрами, Чтоб жить, светясь в земных телах. Она, свободная, как вихрь владеет нами, В обманно-смертных наших снах. Она как молния, она как буревестник, Как ускользающий фрегат, Как воскрешающий – отшедших в смерть — кудесник, С которым духи говорят. Душа – красивая, она смеется с нами, Она поет на темном дне. И как приносится, уносится с Ветрами, Чтоб жить в безмерной вышине. |
