2 Нет, нет, я не жалею, Что мне ты был рожден. И я любя лелею Твой безмятежный сон. Дитя мое, я знаю, Что ты услада дней, Но все дороги к Раю, Забыты меж людей. И мне так больно, больно Того, что в жизни ждет. Я думаю невольно, Пусть лучше смерть придет. И думать так не смею, Ведь я люблю тебя. И я твой сон лелею, Мучительно скорбя. Тебя благословляя, Скорблю, в душе своей, Что не найдешь ты Рая, Вплоть до исхода дней. 3 Нет, что бы мне не говорили Все мысли мудрые мои, Что надо поклоняться Силе, Чтоб с нею слиться в бытии, — Нет, что бы мне не утверждали, Что будут счастливы все те, Которые живя страдали И задохнулись в пустоте, — Я не могу принять мучений Немых, как ангелы, детей. И вижу я, что темен Гений Земных убийственных сетей. О, Господи, я принимаю Все, что из пыток дашь Ты мне. Чтобы найти дорогу к Раю, Готов гореть века в огне. Но я не в силах видеть муки Ребенка с гаснущим лицом, Глядеть, как он сжимает руки Пред наступающим концом. Глядеть, как в этом кротком взоре Непобедимо нежных глаз Встает сознательность, и, в споре Со смертью, детский свет погас. Глядеть, как бьется без исхода В нем безглагольная борьба! Нет, лучше, если б вся Природа Замкнулась в черные гроба! Но лишь не он, в ком все так тонко, Кто весь был обращен к лучу. Нет, пытки моего ребенка Я не хочу, я не хочу! 4 И вдруг мне послышался Голос, Откуда-то с неба ответ На то, что так больно боролось, В душе выжигая свой след. «Будь равен со слабым и сильным, И к каждому мыслью спеши. Не медли в томленьи могильном, Но слушай напевы души. Весь мир есть великая тайна, Во мраке скрывается клад. Что было, прошло не случайно, Все счастье вернется назад. Но, если дорога есть к Раю, Кто скажет, быть может, и Я Безмерно, бездонно страдаю В немой глубине бытия. Кто был тот безумный и пленный, Обманно сказавший тебе, Что я улыбаюсь, блаженный, Когда вы томитесь в борьбе? Зачем восхожденье, ступени? Поймет эту тайну лишь тот, Кто всю беспредельность мучений В горячее сердце вольет. Но в темных равнинах страданья, Принявши крещенье огнем, Придем мы к Бессмертью Мечтанья, Где будем с негаснущим днем. Ты плачешь у детской постели, Где бледный ребенок застыл. Но очи его заблестели Высоко над мглою могил. Последнего атома круга Еще не хватало – но вот, По зелени пышного луга Он к братьям небесным идет. Там ярко цветут златооки, Он должен увидеть их был. Он сам в полуясном намеке Улыбкой о них говорил. И мысль твоя скорбью одета, Но ты полюбил – и любим: — Дорога незримого света Теперь меж тобою и им. Смотри, Я его облекаю В сиянье Своей красоты. С тобою Я слезы роняю, Но Я зажигаю – цветы». Один из итогов В конце концов я твердо знаю, Кто мы, что мы, где я, в чем я. Всю неразрывность принимаю, И вся Вселенная – моя. Я знаю все ее стихии, Я слышал все ее слова. И здесь являясь не впервые, Моя душа опять жива Из тех планет, что были стары, Я много новых создаю. Неумирающие чары И возрождение пою. Металлов мертвенные слитки Бросаю в нестерпимый жар, И – в первозданьи, и – в избытке, И свеж, и юн – кто был так стар. Я знаю все. Но есть забвенье И страшно-сладко мне забыть, И слушать пенье, видеть звенья, И ненавидеть, и любить. Моя заманчивая доля — Быть вольным даже и в цепях О, да, я воля, воля, воля, Я жизнь, я смерть, я страсть, я страх. Мое певучее витийство — Не только блеск созвучных сил. Раз захочу, свершу убийство, Быть может, я уж и убил. Но в должный миг припоминанье Пронзит внезапно темноту И приведет меня скитанье К весеннеликому Христу. К Тому, который не страдает, Страдая вольно за других, Но бесконечно созидает Из темных душ блестящий стих. Он убедителен и кроток, Он упоительно-жесток, И Он – в перебираньи четок, Но больше в пеньи звонких строк. Всечуткий, многоликий, цельный — Встречает с ясностью лица Всех тех, кто в жажде беспредельной Во всем доходит до конца. Кто говорит, что Он – распятый? О, нет, неправда, он не труп, Он юный, сильный, и богатый, С улыбкой нежной свежих губ. Он так красив, так мудр, спокоен, Держа все громы в глубине. Он притягателен и строен, И вечно нас ведет к Весне. Он смотрит, как резвятся дети, Как мчится молний череда, Не двадцать маленьких столетий, А сердце говорит – всегда. И был ли Он сейчас в хитоне, И был ли в панцыре как – знать! Но только в самом страшном стоне Сокрыта звездная печать. Земле, что ярче изумруда, Сказал Он, что ей суждено — Нам первое являя чудо, Он воду превратил в вино И, весь – бездонное значенье, Зиме уготовляя Май, Разбойника за миг мученья Он взял с собою в вечный Рай. И там, где звезд живые реки, Звеня, не точат берега, — Внемлите слову, человеки, — Он примет худшего врага. У Человека больше сходства С Христом, чем с Дьяволом, и он, Впадая в низкое уродство, Лишь на мгновенье ослеплен. Впадая в ярость возмущенья, В великий Сатанинский Сон, Желая ужаса и мщенья, Лишь на мгновенье ослеплен, В гореньи властного пожара Себе лишь нанося урон, Впадая в марево Кошмара, Лишь на мгновенье ослеплен. И это краткое мгновенье Продлится миллионы лет, Но в яркий праздник Воскресенья Весь мрак войдет в безмерный Свет! |