Как только принцесса Анна пришла к власти, она сразу же осознала важнейшее стратегическое значение в Безумной войне герцогства Лотарингия. Её отец также понимал важность этого государства, и поэтому обручил свою старшую дочь с герцогом Николя Калабрийским, наследником Лотарингии. Несмотря на некоторый период колебаний со стороны герцога Рене II, Лотарингия стала одним из столпов борьбы с мятежными принцами. Письма герцогини Бурбонской показывают, что в начале 1490-х годов она все ещё вела регулярную переписку с герцогом, которому она устроила брак со своей племянницей, Филиппой Гельдернской, и с которым оставалась в хороших отношениях[171].

По всей Европе Анна налаживала дипломатические связи, которые должны были привести к победе над Максимилианом и Франциском II Бретонским, двумя её главными врагами. Супруги де Божё состояли в кровном родстве с герцогами Савойскими. Герцог Карл I был кузеном Анны через свою мать Иоланду Французскую, сестру Людовика XI, и своего отца Амадея IX Савойского, брата королевы Шарлотты Савойской. В 1480-х годах король Франции враждовал с герцогом Савойским из-за вопроса о "правах на маркизат Салуццо", на который они оба претендовали. Хотя этот маркизат был территориально небольшим владением, он, тем не менее, имел важное стратегическое значение как один из главных пунктов перехода в Италию. Когда Карл I вторгся в это маленькое княжество в 1487 году, маркиз Лодовико II де Салуццо, вполне естественно, нашел защитника в лице короля Франции, которого поддерживал в его итальянской политике. Однако восстановление хороших отношения с Савойей было делом крайне важным. Переговоры от имени короля Франции вел Пьер де Божё, ставший к тому моменту герцогом Бурбонским, а от имени герцога Савойского — Франциск Савойский, архиепископ Ошский. Эмиссары короля и герцога достигли соглашения, сделавшее Пьера стержнем французской цизальпийской дипломатии[172]. Помимо роли переговорщика и дипломата, принц, названный в документе "зятем и кузеном" короля, получил инструкции гарантировать нейтралитет различных городов маркизата, которые "будут переданы в руки [сеньора] Бурбонского, как нейтральные, чтобы удерживать их в том виде и тем способом, каким сеньор Бурбонский удерживает город Салуццо"[173]. Миссия Пьера де Божё была совершенно уникальной, поскольку он был назначен не только арбитром, но и гарантом мира, так как соглашение достигнутое в мае 1488 года предусматривало, что в течение года войны быть не должно. Хотя принцесса Анна официально в соглашении не упоминалась, нет сомнений, что она лично принимала участие в этих переговорах, о чём свидетельствует письмо, которое она отправила своему кузену Карлу I Савойскому 10 июля 1488 года[174]. Как и подобает принцессе-миротворице, она призывала своего кузена потрудиться на благо мира и уважать соглашение и нейтралитет этих мест, гарантированные её мужем, Пьером. Аналогичное письмо было отправлено и Франциску Савойскому, архиепископу Ошскому.

Таким образом, Пьер зарекомендовал себя как миротворец, что было повторено в 1491 году, когда по договору с Бретанью, заключенному в Ренне, зять короля был назначен гарантом нейтралитета бретонских городов. Роль миротворца проецировалась и на жену Пьера, поскольку, дипломатия их обоих не имела других направлений, кроме сохранения суверенитета короны и общественного блага в королевстве и Европе.

Эту напористую роль посредников можно проследить на примере графства Руссильон, также находившееся в центре внимания супругов. Руссильон и Сердань, приобретенные Людовиком XI в 1463 году, оставались желанными и для испанских королевств. Этот вопрос всплыл во время событий 1480-х годов, когда Максимилиан Австрийский подтолкнул короля Арагона к тому, чтобы тот предъявил претензии на эти территории. Брак между Фердинандом II Арагонским и Изабеллой Кастильской стал первым шагом на пути к объединению Испании, и эта супружеская пара стремилась вернуть под свою власть графства Руссильон и Серданья. Максимилиану довольно быстро удалось убедить Фердинанда, и тот занял антифранцузскую позицию. Но принцесса Анна, уделявшая большое внимание отношениям с Испанией, сумела нормализовать отношения с заперинейскими королевствами и в 1501 году, в знак стремления к примирению, даже согласилась преклонить колено перед прибывшей в Блуа эрцгерцогиней Хуанной Кастильской[175].

В Италии Лоренцо Медичи, фактический правитель Флоренцией, был одним из главных союзников принцессы, которая могла также рассчитывать и на поддержку, слывших франкофилами, герцогов Феррары.

Таким образом, принцесса Анна через своих эмиссаров и послов была представлена по всей Западной Европе, а с помощью переписки старательно налаживала связи с иностранными государями и вельможами. В течение десяти лет она проводила амбициозную дипломатию, доказав, что после окончания Безумной войны способна уберечь королевство от новых военных потрясений.

Возникает вопрос, что останется от дипломатических усилий принцессы, когда её брат освободится от опеки? Хотя после 1491 года Анна делила власть с большим числом людей, она все же не утратила своих дипломатических амбиций. Во время похода Карла VIII в Италию принцесса внимательно следила за ходом экспедиции и имела в королевской армии своих осведомителей. Это подтверждается длинными письмами к Анне её кузена Людовика Бурбон-Вандомского, принца де Ла-Рош-сюр-Йон, которые, учитывая конфиденциальность содержащейся в них информации, должны были быть по его просьбе сожжены по прочтении. В одном из них, датированном 1499 годом, рассказывается о событиях в Неаполе, Генуе, Милане и Венеции и о том, какую роль в них сыграли такие люди, как Джан Джакомо Тривульцио и маршал Пьер де Роан-Жье. В заключении же Людовик добавил: "Мадам, если ещё появятся новости, вам сообщат"[176].

Хотя Анна не содержала дипломатического персонала, как это было во время её правления, она, тем не менее, оставалась крупным игроком на европейской дипломатической сцене. Об этом свидетельствует один факт: иностранные послы, посещавшие королевство, являлись поприветствовать и побеседовать с ней, где бы она ни находилась. Когда Анна проживала в Мулене, она излучала такую символическую и сияющую силу, что иностранцы приезжали выразить ей своё почтение, не говоря уже о королях Людовике XII и Франциске I, которые обязательно останавливались в столице Бурбонне. Например Федерико де Гонзага, старший сын Франческо II, маркиза Мантуанского и Изабеллы д'Эсте, остановился в Мулене в июле 1516 года во время своего путешествия во Францию. Принц утверждал, что сама мадам Бурбонская предложила ему пожить в герцогском дворце, что свидетельствует о её заинтересованности в хороших отношениях с иностранцами.

Многочисленные визиты иностранных послов в Мулен свидетельствуют о символической власти дочери короля Франции ещё долгое время после смерти Карла VIII в 1498 году и герцога Пьера в 1503 году. Они иллюстрируют репутацию, которой пользовался Мулен во Франции и за её пределами в глазах государей и их представителей, для которых он был важным пунктом остановки на пути к королю. Мулен явно был узловым пунктом европейской политики.

В своих отчетах и письмах послы, как никто другой, рассказывали о характере Анны и о том исключительном уважении, которым она пользовалась при французском дворе и на которое имела право только королева. Они также обсуждали с ней различные политические вопросы, например, миланскую авантюру Людовика XII, а мантуанский посол Жаме де Нессон, подробно описал свои беседы с мадам Бурбонской[177].