Одна из этих дам была очень тесно связана с Анной. Это была жена верного слуги Людовика XI и Карла VIII, Юмбера де Батарне, сеньора дю Бюшажа, мадам дю Бюшаж, игравшая очень важную роль опекуна королевских детей. Эта доверенная дама также являлась бабушкой по материнской линии знаменитой Дианы де Пуатье, в возрасте шести лет взятой герцогиней Бурбонской на воспитание в Мулен, после смерти матери девочки в 1506 году. Диана оставалась со своей покровительницей до 1515 года, когда её выдали замуж за верного герцогской семье человека. Случай с Дианой весьма показателен, поскольку демонстрирует желание Анны вознаградить и отблагодарить целую семью, приняв юную девушку в свой двор. Диана происходила из двух преданных монархии родов, связанных с ней как службой, так и кровью. Её дед по отцовской линии, Эймар де Сен-Валье, близкий советник Людовика XI, первым браком был женат на внебрачной дочери короля. Но её отец, Жан де Пуатье, сеньор де Сен-Валье, был обвинен в государственной измене за то, что встал на сторону коннетабля Бурбона в его конфликте с Франциском I, мать же принадлежала к роду де Батарне. Анна организовала брак своей воспитанницы с очень верным монархии Луи де Брезе, внуком Карла VII и Агнессы Сорель, занимавшим должность Великого сенешаля Нормандии, что укрепило политические и семейные связи Дианы с королевским домом Франции.

Многие другие дамы принадлежавшие ко двору принцессы Анны в отличие от Дианы де Пуатье, оставались в тени. Некоторые даже были забыты. Поэтому особенно ценен рассказ о принцессе, в котором приводятся несколько имен и дается краткое описание её женского двора в 1500–1501 годах, когда Анна находилась на пике своего могущества как герцогиня[298].

Семь фрейлин получали жалование по 160 ливров: это были дамы де Кулан, де Сент-Олер, де Ла-Риер, де Ла-Барбелиньер, де Монбардон, де Шатовье и де Брю. Ещё две имели более высокое жалование (400 ливров): это были дамы де Шодези и де Монгаскон. Кроме этих десяти или около того почетных дам, были ещё демуазели, чье жалованье составляло 50 ливров: де Ларошфуко, де Бошан, де Кар, дю Люде (вероятно, Луиза де Дайон дю Люде, бабушка Брантома), де Шамперру, де Монтаре, де Пео, де Монсольон, дю Пешин, ла Петит Сент-Олер, де Шевенон, де Вильнев, де Монс, Лаборд и де Сент-Аон.

В реестре счетов за 1500 год значатся двадцать четыре дамы и демуазели. К ним следует добавить фрейлин и демуазелей находившихся в услужении у юной Сюзанны, именуемой в счете "Мадемуазель": дамы де Таларю и де Сов, которым платили 240 ливров и 160 ливров соответственно, а также около десяти демуазелей. Как и демуазели герцогини, они получали по 50 ливров жалования. Это были демуазели де Шатовье, де Лиль, Дройн, де Ла-Труайя, де Рошфор, де ла Гранд-Серанс, де ла Петит-Серанс и Жаклин Бодиман.

Всего на службе у герцогини и её дочери находилось более сорока фрейлин и демуазелей, не считая тех, кто проживал в Мулене и имел более высокий статус. Не стоит забывать и о семи камеристках, карлице Бонне Камбьер, шести служанках и прачках, женщинах более низкого ранга и, наконец, кормилице Мадемуазель. Всего в герцогской резиденции проживало ещё пятнадцать женщин.

Домашнее хозяйство герцогини выглядело идеально организованным и иерархичным. В реестре перечислено пятьдесят пять женщин из всех слоев общества. Эта цифра весьма интересна и если сопоставить её с данными о дворах других современных королев и принцесс, она становится по-настоящему значимой. Число дам и демуазелей двора королевы Франции Анны Бретонской выросло с 44 в 1496–1498 годах до 54 в 1503–1504 годах[299], что, конечно, больше, но не намного. В 1531 году, на пике её могущества, при дворе регентши Луизы Савойской, матери Франциска I, находилось 33 женщины, что было меньше, чем у её тёти принцессы Анны[300]. Содержание блестящего и многочисленного двора неизбежно отражалось на авторитете герцогини и показывало её стремление к этическому идеалу, а также осознанному желанию получить политические преференции.

Таким образом, двор был идеальным местом для развития личных связей и галантности. При французском дворе Анна почти олицетворяла королевскую власть, в то время как в Мулене она стремилась сохранить блеск своей былой славы, явно ориентируясь на королевский двор, который сама же и помогла создать. Она была королевой "королевства женщин", королевой шахматной доски, поскольку главенствовала при дворе из-за исключительной значимости своей персоны. Она, как никто другой, излучала сияние, настолько, что в мае 1506 года, по случаю помолвки Клод Французской с Дофином Франциском Ангулемским, современник высказался о процессии, возглавляемой Анной и Луизой Савойской в окружении многочисленных женщин: "казалось, будто к французскому двору прибыло королевство женщин"[301]. Образ власти, престижа и совершенства, созданный принцессой, был образом королевы этого "королевства женщин", концептуализированного Кристиной Пизанской.

Принцесса Анна стремилась к престижу и достоинству, сродни тем, что были у королевы Франции. Как при дворе, так и в правительстве она желала самого высшего положения. Она хотела, чтобы её лицезрели, чтобы ею восхищались, чтобы её почитали и прославляли. И для того чтобы утвердить свою власть важно было не только занимать первое место при дворе, но и регулярно устраивать театрализованные представления своего величия.

Символическая и политическая значимость отражались прежде всего в месте, занимаемом в придворном протоколе великих церемоний монархии. Этот придворный протокол ещё не стал предметом серьёзного научного исследования, но памфлет под названием Почести двора Элеоноры Пуатье, фрейлины герцогинь Бургундских Изабеллы Бурбонской и Марии Бургундской (Honneurs de la cour d'Éléonore de Poitiers, dame de compagnie des duchesses de Bourgogne Isabelle de Bourbon et Marie de Bourgogne), написанный между 1484 и 1487 годами, может послужить в качестве справочного материала. Один из разделов памфлета, посвященный почетному месту при дворе, свидетельствует о значимости принадлежности человека к королевскому дому Франции, дававшей дочерям короля первенство при дворе, сразу после королев. В Церемониале государства Франция (Cérémonial des estats de France) Элеоноры де Пуатье говорится, что "все женщины должны были следовать в соответствии с положением их мужей, какого бы знатного происхождения они сами ни были, за исключением дочерей короля"[302].

Таким образом, для дочерей короля Франции происхождение имело приоритет над статусом мужа, что для принцессы Анны было очень выгодно. Более того, ни одна принцесса в королевстве не могла быть ровней королеве, Дофине и дочерям короля Франции. В 1480-х годах невеста короля Маргарита Австрийская была ещё ребёнком и не появлялась на придворных церемониях, поэтому, в отсутствие королевы принцессы занимали главенствующее положение и демонстрировали это как никто другой.

И снова Ален Бушар предоставляет нам ценную информацию о притязаниях принцессы Анны. По его словам, она требовала от своих современников кланяться ей, что обычно приличествовало королеве, а в её случае отдавало дань её достоинству как опекуна короля: "Мадам де Божё держала под своей опекой персону короля, и все остальные государственные и официальные лица преклоняли перед ней колено"[303]. Однако Анна не полностью игнорировала протокол и несмотря на амбициозность, была благоразумна и предусмотрительна. Например, во время королевских приёмов, организованных ею в 1483–1484 годах в честь Карла VIII, она, по тактическим, протокольным и иным причинам, предпочитала оставаться на заднем плане. Точно так же и во время коронации в Реймсе она не появилась в торжественной процессии, куда дамы не допускались, хотя это не означало, что она на церемонии отсутствовала.