В том же духе написаны Истинное мнение защитника дам (La Vray Disant Advocate des dames) Жана Маро для Анны Бретонской, Деяния королевы Бланки Кастильской (Gestes de Blanche de Castille) Этьена Ле Блана для Луизы Савойской[358] и Украшение и торжество дам (Le parement et triumphes des dames) Оливье де Ла Марша, посвященное Маргарите Австрийской, копию которого имела Сюзанна Бурбонская. Хотя все эти авторы не возвеличивали какую-либо конкретную даму, их целью было составление списка моральных качеств, узаконивающих активное участие женщин в управлении государством. Ссылаясь на эти исторические примеры, они стремились продемонстрировать способность женщин к управлению.

Все эти работы были опубликованы в период правления Анны, в 1488 году, одновременно с трактатом о Салическом праве, переизданы в 1522 году, накануне второго регентства Луизы Савойской, и в 1557–1558 годах, когда регентшей стала Екатерина Медичи.

Как пишет Синтия Дж. Браун, книги для женщин предназначались не только для нравоучений, но и для пропаганды их добродетелей и создания привлекательного образа[359]. Анна стремилась создать свой, соответствующий её идеалам образ. Многочисленные произведения возвеличивали её личность, придавая власти, которой она обладала, значение, выходящее за рамки политического и воображаемого. Литераторы изображали её неразрывно связанной с королевской властью, частью которой она являлась из-за кровного родства с монархом. Она предстает как связующее звено между королем и королевством, и даже между божественным и человеческим, благодаря провиденциальному характеру её миссии, характеризуемой как спасительная.

По просьбе Анны или по своей собственной инициативе авторы восхваляли её совершенство, совпадающее с величием её политической миссии. Дочь Людовика XI была представлена воспевавшими её литераторами, как зерцало добродетели и совершенства. Автор книги Старшая дочь фортуны написав, что "её добродетель так высока, / Что в ней нет ни одного изъяна", представляет Анну как идеальный образ принцессы, который она сама, несколько лет спустя, приводит в своих Наставлениях. И далее автор пишет:

Что касается верного Жака де Брезе, то он завершил своё стихотворение Похвала мадам Анне Французской (Louanges de madame Anne de France) утверждением, что высшим достижением "победоносного короля" Людовика, было "рождение Анны Французской"[361], и что за это он заслуживает канонизации. Религиозные мотивы быстро проникли в хвалебные славословия, и принцесса вскоре стала ассоциироваться с образом Девы Марии.

Подобно небесной Деве, она стала "метрессой" всех "женщин Франции", той, кому все могли и должны были подражать. Более того, она — "зерцало дам / Образец которому все следуют", "правительница женщин и поводырь за которым все идут"[362], та, чья добродетель и совершенство превосходят всех дам и принцесс. Здесь мы видим уподобление женщины-правительницы — святой, и более того, Деве Марии, перед которой должны склоняться все без исключения, поскольку:

Она больше, чем просто земная государыня, поскольку её необыкновенный характер заставляет женщин всех сословий, и даже королев, перед ней преклоняться.

Джованни Микеле Нагонио говорит об Анне как о "лучезарном свете, незапятнанном образце честности и скромности"[364], что созвучно догме о непорочном зачатии, активно пропагандировавшейся Церковь. Анна стала воплощением столь многих добродетелей, поскольку являлась "шедевром, рождённым в доме / флер-де-лис облагодетельствованного Богом"[365].

Начиная с XV века с Богородицей обычно ассоциировались только королевы Франции. Но Анна за свои выдающиеся качества и добродетели встала в один ряд с ними.

Помимо сравнения с Девой Марией, литераторы называли Анну женщиной с твёрдой силой воли. Это качество можно было выразить только через сравнение принцессы с мужчинами, поскольку оно, кажется, выходило за рамки представлений этих авторов о женском характере. Хотя это не было новшеством, ведь когда-то Бланка Кастильская сравнивалась с мужчиной благодаря своему твёрдому характеру, возвышавшему её над представительницами своего пола.

Исключительное положение Анны подчеркивается и автором Старшей дочери фортуны, утверждающим, что она превосходит всех людей по добродетели и даже совершенству, тем самым оправдывая её нахождение во главе государства:

Таким образом, принцесса Анна превосходит как мужские, так и женские образцы для подражания, включая героинь прошлого, чьи достоинства она переняла, но не имела их недостатков. Женщина-героиня олицетворяла воительницу, не колеблющуюся проливать кровь ради защиты своей страны. Анна также выполняла эту миссию защитницы нации, но отличалась презрением к насилию и неприятием кровопролития. Именно поэтому автор Старшей дочери фортуны утверждает, что принцесса по своим моральным качествам намного превосходит Юдифь, Эсфирь, Дидону и Семирамиду, не говоря уже о Пентесилее, Тамарис и Синопе. И в этом решающую роль играют её христианские добродетели. Анна — больше, чем просто героиня, она "более женственна, / гораздо более невинна, / И обладает более очаровательным лицом", чем все эти прославленные женщины, жившие когда-то до неё[367]. Будучи победительницей и могущественной женщиной, Анна, всё-таки, больше соответствует образцу придворной дамы, чем образу жестокой героини-воительницы. В литературе она превзошла женские образцы, созданные Боккаччо и Кристиной Пизанской.

Подобно Деве Марии, посреднице между земным и небесным миром, принцесса выступала в роли связующего звена между королем и его подданными. Более того, Анна выделялась своей ролью спасительницы королевства и тем влиянием, которое она своей политикой оказала на ход истории.