Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Могущественный и победоносный

Как бы то ни было, 1488 год стал для супругов де Божё решающим, годом вполне обоснованных опасений, а затем годом побед и всемогущества. Супруги идеально дополняли друг друга: Пьер действовал как технический специалист, особенно в области финансов, в то время как Анна давала войне общее направление.

В течение пяти долгих лет принцесса была женщиной-воином, всем своим существом вовлеченной в борьбу за дело короля. В 1488 году, когда из-за изменившегося соотношение сил ситуация зашла в такой тупик, что Анна была готова уничтожить своих противников, в лице Людовика Орлеанского и в меньшей степени, графа де Дюнуа. Политический расчет больше не допускал ни жалости, ни даже переговоров. На смену неэффективной мягкости и всепрощению пришла непоколебимая решимость, увенчавшаяся 28 июля 1488 года победой принцессы и короля в битве при Сент-Обен-дю-Кормье. Потрясение лигеров от этого поражения было ужасным, а герцог Франциск II Бретонский, вообще не смог пережить катастрофу и умер через несколько месяцев. Пленение же герцога Орлеанского означал конец войны. Принца перевезли из Лузиньяна в Лош и в июле 1489 года заключили в тюрьму в Бурже. В течение трех лет он оставался под пристальным наблюдением супругов де Божё, и никому не удавалось повлиять на Анну сделать ему послабление. Будь то граф Ангулемский или Жанна Французская, почти забытая герцогом жена, все они наталкивались на непримиримый отказ властной женщины освободить принца ― Людовик Орлеанский должен был оставаться узником. Письмо герцогини Орлеанской своему брату Карлу VIII подчеркивает главенствующее положение Анны в правительстве:

Мой муж и не думал против Вас выступать и только из-за недовольства властью нашей сестры Анны, и опасаясь за свою жизнь, он был вынужден бежать. Если он взялся за оружие, то только потому, что не мог вернуться во Францию. […] Брат мой, умоляю, простите его[94].

Таким образом, Анна сыграла наиважнейшую роль в Безумной войне, которая распространилась на Гиень, Бретань и Фландрию. И везде она методично одолевала своих врагов, которые в конц-концов были были разбиты и уничтожены. Франциск II Бретонский вскоре умер, а навязанный ему мирный договор в Верже был выгоден французской короне. Максимилиан из-за восстания городов во Фландрии был нейтрализован, граф де Дюнуа был сослан в Асти (Италия), где и умер в 1491 году, а Людовик Орлеанский томился в королевской тюрьме, и был освобожден только в том же 1491 году. Сеньор де Ла Вогийон представляет принцессу как архитектора победы при Сент-Обен-дю-Кормье, которая стала символом этой Безумной войны:

В этой суровой и опасной войне
[Она] как регент помогала королю,
Ведя дела чудесным образом.
Пока не настал счастливый день[95].

Для принцессы Анны правление означало ведение войны, борьбу за победу ради трех неразрывно связанных целей: дела короля, общественного блага и сохранения собственной власти.

Глава 4.

Женщина у власти

Многочисленные личные связи

В 1484 году, в процессе обсуждения вопроса о передаче власти, было крайне необходимо поддерживать хорошие отношения с делегатами Генеральных Штатов. Персонаж Книги о трех добродетелях (Le Livre des trois vertus) Кристины Пизанской Пруденция наставляет "принцессу мудрости":

Быть приветливой к людям из Совета её монсеньора, будь то прелаты, рыцари или другие; всегда принимать их с почетом, вести с ними мудрые беседы и, насколько можно, склонять их к любви и верности[96].

Все это должно было позволить ей заслужить похвалу за "разумное и мудрое управление" и завоевать их дружбу и расположение. Таким новаторским способом Кристина Пизанская поощряла принцесс к приобретению популярности.

Принцесса Анна, чтобы укрепить свою власть, всегда старалась следовать этому совету. Круг её общения далеко выходил за пределы королевского двора. Она часто встречалась с людьми, не принадлежащими к окружавшей её знати, и тесно сотрудничала с священнослужителями, докторами Университета и советниками Парламента. Чтобы "завоевать всеобщую любовь", Анна представляла себя идеальной наследницей Кристины Пизанской. Она не только никого не забывала, но и обращалась ко всем в смиренном и уважительном тоне, который резко контрастировал с обличительным пафосом её противника, герцога Орлеанского, считавшего, что он, яростно отстаивая причитающиеся ему права, может себя всем навязывать. Когда Пьер де Божё обращался через своих эмиссаров к делегатам Генеральных Штатов, он высказывал им просьбы, а не отдавал властные приказы. Эта деликатность, несомненно, была одной из причин, по которой супруги де Божё пользовались благосклонностью многих делегатов.

В годы Безумной войны Анна применяла туже тактику в отношении членов Парламента, с которыми плодотворно сотрудничала. Она шла на уступки, чтобы удовлетворить этих служителей закона, у которых было много поводов для недовольства царствованием Людовика XI. И ей удалось склонить их на свою сторону, обращаясь за советом, когда она считала это необходимым. Было ли это только политической стратегией, или принцесса стремилась воплотить в жизнь идеалы умеренности и примирения? Каким бы ни был ответ, это желание сотрудничества принесло свои плоды: члены Парламента проявляли неизменную лояльность во время нападок на принцессу Людовика Орлеанского, который, как мы уже видели, неоднократно просил их вмешаться, чтобы отстранить от власти супругов де Божё. Польщенные таким отношением к ним принцессы, члены Парламента высоко ценили её качества и даже предлагали заступничество перед королем. Однако, в столь шатком и нестабильном положении, как в 1480-е годы, одной поддержки Парламента и Университета было недостаточно. Анне пришлось создавать и укреплять множественные личные связи, частично унаследованные от отца. В эти многочисленные связи входили люди из "родственных, клановых, клиентских семей" или связанные с супругами узами дружбы[97]. Не все из них нужно было создавать заново, так как многие уже существовали до воцарения Карла VIII, и Анна давно была знакома с верными сторонниками своего отца, с которыми сталкивалась при дворе и чью преданность и поддержку она, в свою очередь, стремилась завоевать.

Её неофициальное регентство, по сути, основывалось на многочисленной и незаменимой поддержке, которая укрепляла власть, ослабленную отсутствием официального статуса. В такой политической практике нет ничего нового, особенно для женщины. Так, Жан Ришар заметил о Бланке Кастильской, что "верность её советников, безусловно, была решающим фактором успеха королевы"[98], вторя его мнению Эли Берже, писала, что "поддержка способных и преданных слуг помогла Бланке Кастильской больше, чем самые неоспоримые права"[99]. Анна, как и Бланка, использовала силу своей клиентуры и союзов, чтобы компенсировать недостаток легитимности, характерный для этого регентства, которое формально регентством не было. Для принцессы это была стратегия удержания власти.

С 1483 года принцесса Анна опиралась на партию, известную как "партия де Божё" или "партия короля", состоящую из принцев, дворян и государственных чиновников. Политика укрепления лояльности королю была неотъемлемой частью деятельности по укреплению власти самой принцессы, а также являлась её инструментом. Фактическое регентство Анны можно рассматривать как игру союзов и преданности, что являлось одной из сторон практики власти.

вернуться

94

Th. Godefroy, Histoire de Charles VIII…, op. cit., p. 274–275.

вернуться

95

A. David-Chapy, "Pleurer la mort…", art. cité, p. 151.

вернуться

96

Ch. de Pizan, Le Livre des trois vertus, ou le Trésor de la Cité des dames, C. C. Willard et E. Hicks (éd.), Paris, "Bibliothèque du XVe siècle", 1989, p. 66–68.

вернуться

97

D. Picco, "Réseaux de femmes, femmes en réseaux: avant-propos", Genre et histoire, no 12–13, printemps-automne 2013.

вернуться

98

J. Richard, "Les pouvoirs de Blanche de Castille", dans E. Bousmar, A. Marchandisse et B. Schnerb (dir.), Femmes de pouvoir, femmes politiques durant les derniers siècles du Moyen Âge et au cours de la première Renaissance, Liège-Genève, Droz, 2012, p. 97.

вернуться

99

É. Berger, "Le titre de régent dans les actes de la chancellerie royale", Bibliothèque de l'École des chartes, no 61, 1900, p. 415.

15
{"b":"957861","o":1}