После ужасов Безумной войны во Францию вернулась стабильность. Королевство двигалось вперёд, в мир эпохи Возрождения, и его взоры были обращены на Италию. В 1490 году Карл VIII был в самом расцвете сил. Королю исполнилось двадцать лет — возраст мечтаний, надежд и деяний.

1491 год стал решающим переломным моментом для короля и его окружения. Он ознаменовался неожиданным освобождением из заключения Людовика Орлеанского, за которым последовало его вынужденное примирение с Бурбонами. В это же время при французском дворе нашли убежище неаполитанские изгнанники, повлиявшие на интерес Карла VIII к Италии.

Постепенно государь освобождался от влияния сестры и все больше прислушивался к голосам соблазнявшим его, рассказами о итальянском мираже. Карлу постоянно напоминали об этой райской стране с её роскошными, полными золота городами и сладостным ароматом цветущих апельсиновых деревьев, с её роскошными дворами, где рыцарские турниры соперничали друг другом в великолепии, а искусства процветали как нигде в Европе. Очарованный, молодой король позволил убедить себя в его праве на Неаполитанскую корону узурпированную Арагонской династией. Вскоре влечение короля к Италии стало неудержимым: к мечте об открытиях добавилась мечта о завоеваниях. Влияние принцев, жаждущих приключений, стало непреодолимым.

После примирения Карла VIII с Людовиком Орлеанским в высшие сферы власти вернулось все дворянство, которое когда-то подняло мятеж, но теперь было прощено, а Пьер и Анна больше не были единственными доверенными советниками короля. Среди молодых дворян были горячие сторонники итальянской экспедиции, против которой выступали супруги де Божё, опасавшиеся за стабильность королевства, едва оправившегося от войны.

Первые войны в Италии направили туда воинственные порывы французской знати, которая теперь обратила своё внимание за границу. Более того, войны позволили дворянству объединиться вокруг короля, за влияние на которого они до этого боролись и враждовали с Пьером и Анной Бурбонскими. Большинство аристократов, попавших в опалу в 1480-х годах, во время итальянской кампании оказались на стороне Карла VIII. Это можно рассматривать как признак значительного усиления влияния Людовика Орлеанского, сумевшего ввести в королевское окружение своих верных сторонников, что явно противоречило интересам супругов де Божё. Но эти войны можно было рассматривать и как способ направить амбиции дворянства за границу, что было выгодно герцогской чете, вскоре ставшей единоличными хозяевами королевства.

Итальянская авантюра брата пришлась Анне далеко не по вкусу. Не то чтобы принцесса пренебрегала художественными новинками, приходившими из Италии, — отнюдь, однако сестра Карла VIII была прежде всего осторожной и мудрой женщиной, понимавшей, что любое военное предприятие сопряжено с риском для короля и его королевства. Анне потребовалось почти десять лет, чтобы утвердить свою власть и подавить мятеж принцев. Королевство лишь недавно вновь обрело стабильность и процветание, поэтому Анна и не одобряла неаполитанскую авантюру. Однако ни Анна, ни Пьер не смогли образумить Карла, который был уже достаточно взрослым, чтобы им уступить. Какое значение для него имели финансовые проблемы королевства и опасность для него самого? Он считал, что просто обязан совершить великое деяние.

К тому же фактический правитель Флоренции, религиозный фанатик, Джироламо Савонарола, обратился к королю Франции с просьбой восстановить в Италии справедливость, а Франческо да Паола, калабрийский мистик, пользовавшийся особым влиянием при французском дворе, призвал Карла VIII восстановить на полуострове ещё и нравственность. Вся дипломатия по умиротворению воинственных соседей, которую Анна так искусно проводила на протяжении более десяти лет, была сведена на нет. Англичане решительно не одобряли претензий Франции на Неаполитанское королевство и у Генриха VII возникло искушение высадиться в Кале, чего удалось избежать благодаря выделению ему 745.000 золотых экю и договору, подписанному в Этапле 3 ноября 1492 года. Максимилиан Австрийский и единокровный брат короля Неаполя, Фердинанд Арагонский, решительно протестовали против итальянской авантюры. Чтобы утихомирить первого, Карл VIII отправил Маргариту Австрийскую обратно к отцу, в результате чего потерял её приданное, графства Франш-Конте и Артуа, а затем подписал Барселонский договор, ратифицированный 3 января 1493 года, передав Испании графства Руссильон и Сердань, принадлежавшие Франции со времен Людовика XI, в обмен на обещание короля Арагона не вступать в войну, которое тот естественно не сдержал.

Таким образом, ещё до начала итальянской авантюры Франция понесла значительные территориальные потери, и все усилия Людовика XI и принцессы Анны по увеличению королевских владений пошли прахом. Хотя принцесса сожалела о политике брата, она держала свои чувства и слова при себе, помня о необходимости оставаться в окружении короля, чтобы действовать на благо короны. При дворе было известно, что герцогская чета не одобряет затею с Неаполем, но Пьер и Анна, со свойственной им осторожностью, старались не высказывать своё несогласие прямо и открыто, поскольку, это был вопрос достоинства и уважения к королевской особе.

Однако их подданные не заблуждались и считали Анну гарантом суверенитета и защитницей королевства. Поэтому вполне естественно, что консулы Перпиньяна, желавшие остаться французами, в июне 1493 года обратились с протестом именно к ней. Но вмешательство принцессы ничего не дало. 7 июля Пьер как генерал-губернатор Лангедока, получил приказ без промедления передать город испанцам, что стало доказательством того, что безграничное влияние супругов на короля безвозвратно прошло.

Однако авторитет Анны в Европе был таков, что иностранные государи постоянно обращались к ней за помощью. Поэтому Лодовико Моро сделал ей тайное предложение в размере 1.200 дукатов в год за признание за ним титула герцога Миланского — титула, отобранного у сына Бонны Савойской, кузины Анны. Дочь Людовика XI была в ярости и наотрез отказалась, так же как несколько месяцев спустя она была против против планов своей внучки Сюзанны выйти замуж за представителя рода Сфорца.

Однако в ноябре 1493 года отношение герцога и герцогини Бурбонских к итальянскому предприятию изменилось. Этот факты был отмечен миланским послом, упомянувшим, что король пригласил Пьера посетить Амбуаз. Флорентийский же посол сообщал, что герцог "был полностью за" и, вот что говорит о встрече с герцогской четой при дворе:

Стоит ли связывать этот внезапный поворот супругов Бурбонских в пользу завоевания Неаполя с обещанием короля делегировать им определенную полноту власти на время его отсутствие? Это приглашение в Амбуаз напоминало встречу, организованную в 1482 году Людовиком XI со своим сыном, во время которой он назначил супругов де Божё опекунами будущего короля.

Подготовка к экспедиции ускорилась в начале 1494 года, когда король покинул долину Луары и поспешил в Лион, место сбора королевских войск перед переходом через Альпы. По дороге он вместе со своей супругой, Анной Бретонской, остановился в Мулене, городе принадлежавшем его сестре. Целью было окончательное согласование порядка управления королевством, о чём свидетельствует заседание королевского Совета в герцогском замке. Далее король со своей свитой, в которую входили Пьер и Анна, вернулся в Лион, где пробыл целых пять месяцев, вместо запланированных изначально нескольких дней.

Супруги Бурбонские же покинули Лион несколько недель спустя, поскольку назначение Пьера регентом оставалось ещё неофициальным. Только в конце июля 1494 года Карл VIII наконец объявил о своём скором отъезде, одновременно назначив своего зятя генерал-лейтенантом королевства. По словам Филиппа де Коммина, герцог Бурбонский заявил государю следующее: