Это "стремление никого не обидеть и не оскорбить", это "умение поставить себя на один уровень со всеми" проявлялось и Екатериной Медичи, пришедшей к власти примерно пятьдесят лет спустя[266]. Может быть, она читала Наставления, "канонический текст", вобравший в себя все добродетели, ожидаемые от идеальной принцессы, копия которого была у Маргариты Наваррской и Дианы де Пуатье?

В Наставлениях превозносится благоразумие, включающее в себя мудрость, сдержанность, проницательность, ум и самообладание, не забывая о хитрости и даже плутовстве. Вот сколько добродетелей предстояло освоить юной Сюзанне, ведь ей предстояло жить при дворе, где благоразумие — это настоящее искусство выживания. "Житейское благоразумие" принцессы Анны, это женский эквивалент мудрости, это ежедневная расчетливость, не оставляющая места естественному выражению чувств при дворе, где на первый план выходили представительность и внешний вид.

Скрытность, которую рекомендовала проявлять Кристина Пизанская в Книге трех добродетелей, и Людовик XI в Розе войны, — одна из разновидностей благоразумия, поскольку её конечной целью является сохранение мира, согласия и репутации принцессы. "Справедливое дело" оправдывает использование экстраординарных методов в экстраординарные времена. Этот эмпиризм и прагматизм, способность приспосабливаться к условиям текущего момента можно увидеть как в самой Анне при осуществлении ею власти, так и в теории, которую она разработала для юной Сюзанны. Эта же тема присутствовала в советах, которые принцесса давала своему брату. В письме от 1488 года она призывала государя не доверять "изящным словам" его "мятежных подданных", в данном случае принцев[267]. Недоверие и скрытность были частью "правил игры" в политике и при дворе, о чём Анна прямо напоминала своей дочери:

Следует отметить, насколько советы, данные Сюзанне в Наставлениях, повторяют практику принцессы, которая в 1488 году письме к де Ла Тремую рекомендовала ему остерегаться послов герцога Орлеанского, говоря о них: "Они говорят хорошие слова, но я не знаю, что у них на уме"[269].

Эта фраза иллюстрирует склонность мужчин-политиков конца XV века, для достижения своих целей, скрывать свои намерения притворством. Анна, будучи принцессой своего времени, была знакома с искусством скрытности, которое она сама практиковала. Рекомендации брату и командующему армией де Ла Тремую находят отклик и в Наставлениях, где она, как мудрая принцесса, предостерегает свою дочь от лицемерия, царящего при дворе.

Наконец, благоразумие тесно связано с красноречием — качеством, дорогим гуманистам, для которых оно являлось божественным даром. Этот инструмент составлял суть политики. Устное слово боговдохновенно, потому что способно привести к миру; устное слово — это сила, потому что именно мудрость, добродетель и сила убеждения, побеждая зло, приводят к согласию. В своём зерцале герцогиня Бурбонская полностью отождествляет красноречие с благоразумием, поскольку намеревалась дать своей дочери урок мудрой и рассудительной речи. Слова должны были быть тщательно взвешены, поскольку как их избыток, так и недостаток могли подорвать эффективность, к которой следовало стремится в политическом диалоге.

Такие соображения были присущи не только Анне, но и всем её современникам. В эпоху Возрождения зародилась, основанная на искусстве устного слова, новая цивилизованность о которой говорилось как в Наставлениях для Сюзанны, так и в трактате Придворный Бальдассаре Кастильоне, опубликованном в 1528 году. В своих размышлениях о власти и искусстве жизни при дворе, Анна постоянно обращалась то к средневековым понятиям, то к нарождающимся гуманистическим идеям: она была одновременно наследницей старого и проводником нового мышления, и именно это ставит её на пересечении двух миров, делая ключевой фигурой в развитии политической мысли раннего Возрождения.

В то время, когда Анна писала свои Наставления, она стала отождествлять себя со своей святой покровительницей, идеальной матерью и наставницей, о чём, в частности, свидетельствует скульптурная группа, изображающая Святого Петра, Святую Анну, наставляющую Деву Марию и Святую Сусанну, заказанная для замка Шантель около 1500 года. Элизабет Л'Эстрейнж считает, что обращение к Святой Анне выходило за рамки простого духовного покровительства и позволяло герцогине "утвердить свою политическую и династическую власть"[270]. Но прежде всего, это было частью уже упомянутой игры в отождествление с персонажем, в данном случае со Святой Анной, отвечавшей всем требованиям этического и интеллектуального идеала, который дети должны были воспроизводить и воплощать.

Благодаря образованию, которое она им дала, её примеру властной женщины и зерцалу добродетели, а также написанным ею Наставлениям, Анна стала политической и культурной матерью для многих принцесс, о которых мы ранее упоминали.

Большинство из них пошли по её стопам в осуществлении женской власти. Луиза Савойская в 1515 году получила титул регента королевства от своего сына Франциска I. Она без колебаний воспользовалась делегированными ей чрезвычайно широкими прерогативами и стала квазигосударыней. Принцесса-дипломат, как и её тётка Анна, она вела переговоры и заключила с регентом и штатгальтером Нидерландов, Маргаритой Австрийской, Дамский мир (Камбрейский мир 1529 года), с которым вся Европа связывала надежды на примирение между Францией и Империей[271]. В то время Маргарита, тётка императора Карла V, управляла Фландрией и держала двор в Мехелене, а Филиппа Гельдернская, ставшая герцогиней Лотарингской, после смерти мужа пыталась взять на себя регентство от имени своего сына[272]. Существование в Европе традиции женщин-правительниц было наследием Анны и вышеназванные принцессы были далеко не уникальны.

Встав во главе крупных государств, они, в свою очередь, выполняли роль наставниц по отношению к своим отпрыскам, и не только. Луиза Савойская включила в свой девиз любовь к своим детям (Франциску и Маргарите Ангулемской) и книгам. При её дворе в Коньяке, а затем и при королевском, графиня Ангулемская стремилась дать им самое совершенное гуманистическое образование. Маргарита Австрийская, не имевшая собственных детей, воспитала большое количество маленьких принцев и принцесс, отданных под её материнскую опеку. Луиза дала образование королю Франции Франциску I, а Маргарита — императору Карлу V.

Анна также привила этим дамам любовь к книгам. Обе отличались количеством и качеством заказанных ими книг, а также интересом к авторам, пропагандирующим женскую власть. Симфорьен Шампье служил принцессе Анне, которой в 1503 году посвятил книгу Корабль добродетельных дам (La Nef des dames vertueuses), а затем перешел на службу к Луизе Савойской и прославил её род в Больших хрониках Савойи (Les Grandes Chroniques de Savoie) опубликованных в 1516 году[273]. То же самое можно сказать и об Оливье де Ла Марше, посвятившим свой труд Украшение и торжество дам (Le parement et triumphes des dames) Маргарите Австрийской, копию которого отправил Сюзанне Бурбонской. А Жан Лемер де Бельж в Короне из маргариток прославил Маргариту как идеальный образец образованности и гуманизма и перед тем как перейти на службу королеве Анне Бретонской в Храме Чести и Добродетели (Le Temple d'honneur et de vertus) восхвалил добродетель принцессы Анны.