Мы приказали, повелели и обязали его, как отец может поступить со своим сыном, чтобы он управлял, поддерживал порядок и сохранял упомянутое королевство с помощью советов и консультаций наших родственников и принцев нашей крови и рода, а также великих баронов, рыцарей, капитанов и других знатных и мудрых людей, доброго ума и поведения, и главным образом тех, кого он должен считать добрыми и верными[22].
Царствование Карла VIII должно было стать продолжением предыдущего, и Людовик XI, чтобы сохранить стабильность в королевстве, советовал сыну продолжать политику которую проводил сам, что соответствовало идеалу мудрости, как его представляли себе различные средневековые политические теоретики. В соответствии с традицией, король выбрал для руководства опытных и верных советников из своего рода. Более того, отец заставил Дофина поклясться соблюдать эти рекомендации перед "монсеньором де Божё, графом де Марле, маршалом Франции, архиепископом Нарбонским, сеньорами дю Бюшаж, де Пресиньи, дю Плесси-Бурре, де Солье, Жаном де Дуа, губернатором Оверни и Оливье Гереном, магистром двора"[23].
В ордонансе первым назван Пьер де Божё, единственный из принцев крови, подписавший документ. Большинство других свидетелей были креатурами Людовика XI, недавно им облагодетельствованными или представителями буржуазии. Особое место, отведенное зятю короля, свидетельствует о его главенствующем положении в королевском Совете.
Возникает вопрос: кто же эти "родственники и принцы нашей крови и рода", которых новый король "должен считать добрыми и верными"? Для современников ответ был очевиден: это супруги де Божё, прямо указанные как люди будущие осуществлять власти и естественные советники Карла. Весьма вероятно, что 21 сентября 1482 года король устно назвал их своему сыну, поскольку в большинстве источников этот выбор объясняется как само собой разумеющийся. Надо сказать, что родственников которым Людовик XI действительно доверял было немного, и все при дворе знали о его недоверии к Людовику Орлеанскому, другому своему зятю. Несколько лет спустя в письмах Карла VIII, ордонансах и союзных договорах, подписанных супругами де Божё, упоминается решение Людовика XI поручить им опеку над королем, а также неоспоримость этого назначения.
Клод де Сейссель пишет:
Был только один человек из королевского рода Франции, которого упомянутый король Людовик XI, пока был жив, любил и почитал, а именно Пьер сеньор де Божё […]; кроме этого, он одарил его большими владениями и дал ему несколько весьма почетных должностей и, наконец, зная, что приближается конец его дней, приказал, чтобы он и его упомянутая жена взяли на себя управление королевством и руководство персоной и делами Карла, его сына и наследника, и рекомендовал их ему больше, чем кого-либо другого[24].
Подтверждая мнение современников, Ален Бушар писал, что Людовик XI "приказал доверить опеку над своим сыном во время его молодости своей дочери мадам де Божё"[25], назначив принцессу фактическим главой государством ещё до своей смерти.
В конечном счете, свидание в Амбуазе стало частью общей политической линии, направленной на подготовку плавного перехода власти под контролем супругов де Божё. Этот эпизод рассматривался как основание для их верховной власти в королевстве, проистекавшей из авторитета и воли покойного короля.
Филипп де Коммин также сообщает, что несколько месяцев спустя Людовик XI доверил бразды правления Пьеру де Божё:
[Людовик XI] послал за монсеньором де Божё, приказав ему отправиться к Дофину, своему сыну, который находился в Амбуазе, и рекомендовать ему тех, кто служит его отцу. Он [Людовик XI] передал ему [Пьеру де Божё] все полномочия и опеку на сыном, рекомендовав следить за тем, чтобы более к нему никто не приближался[26].
А сеньор де Ла Вогийон, о близком знакомстве которого с принцессой мы уже упоминали, добавляет:
Перед смертью Людовик, её отец,
Дал ей четкий наказ,
Чтобы от имени Карла, её брата,
В королевстве распоряжался,
Её муж, добрый герцог Пьер
[27].
В последние годы правления Людовика XI Пьер де Божё прочно утвердился во главе государства и был готов верно служить юному Карлу VIII.
Приём маленькой Маргариты Австрийской (июнь 1483 года)
1483 год стал особенным, поскольку это был год перехода власти от одного короля к другому. В конце весны того же года Анна получила от отца первое, выведшее её из тени, официальное поручение ― встретить и сопроводить ко двору Маргариту Австрийскую. После многолетней войны Людовик XI недавно заключил мир со своим давним врагом герцогом Максимилианом Австрийским. В 1482 году два государя подписали Аррасский договор, один из пунктов которого предусматривал брак Дофина Карла с Маргаритой, дочерью Максимилиана и наследницей герцогства Бургундского, доставшегося ей от матери Марии Бургундской. Это была политическая победа Людовика XI, поскольку герцогство Бургундское, которое он так долго стремился присоединить, после заключения брака, должно было стать неотъемлемой частью королевства.
Родившаяся в 1480 году, маленькая Маргарита уехала из родной Фландрии во Францию, чтобы выйти замуж за Дофина и воспитываться при королевском дворе, в ожидании, когда она станет королевой. Путешествию Маргариты в королевство флер-де-лис сопутствовали три важные официальные церемонии: пересечение границы в маленьком городке Эден, въезд в Париж и, наконец, помолвка с Карлом в Амбуазе. По прибытии в Эден юную Маргариту встретила принцесса Анна, назначенная её отцом для этой важной дипломатической миссии. Для Анны же это стало возможностью продемонстрировать свою власть и статус старшей дочери короля Франции.
Выехав из долины Луары, которую Анна почти не покидала с детства, она по пути в Эден сделала остановку в Париже. Торжественный въезд дочери короля в столицу состоялся 19 апреля 1483 года. По случаю своего первого визита в Париж Анна потребовала предоставить ей исключительное право на помилование, чтобы освободить некоторых заключенных, содержавшихся в тюрьме Консьержери. Однако Парижский Парламент ей отказал, сославшись на то, что эта прерогатива принадлежит только королю, королеве или Дофину. В постановлении Парламента, датированном 28 апреля 1483 года, говорилось, что "было решено, что эта дама не может освободить указанных заключенных без специального распоряжения короля"[28]. Хотя требование принцессы не было удовлетворено, оно говорит о том, что Анна, не занимавшая никаких государственных должностей, считала, что у неё, как у дочери короля Франции есть прерогативы равные прерогативам королевы Шарлотты. Похоже, что Анна самовольно пыталась присвоить суверенные права своей матери.
Однако источники свидетельствуют, что Анна в этом вопросе проявила настойчивость и через несколько дней, добравшись до Эдена, повторила свои требования, которые были удовлетворены. О том, что во время первого визита в город ей было позволено освободить заключенных, свидетельствует грамота с её титулом:
Анна, старшая дочь короля Франции, графиня Клермона, Ла Марша, Жьена и дама де Божё.
Да будет всем известно, что в соответствии с правами, привилегиями, прерогативами и преимуществами, которыми всегда обладали дети короля Франции и которыми мы привыкли пользоваться, мы, среди прочего, имеем желание и право, при нашем первом въезде в каждый город и место в этом королевстве, где мы никогда ранее не бывали, освободить и вывести из тюрьмы всех заключенных, […] и да будет так, что при нашем первом въезде в Эден, в который мы никогда ранее не бывали, все тюрьмы этого города были открыты.
Дано в упомянутом Эдене в мае месяце, в год тысяча четыреста восемьдесят третий
[29].
