— Готово.

— Возьми грудь в ладони. Погладь соски. Скажи, твердые ли они.

Дыхание сбилось, когда ладони обхватили грудь. Она стала тяжелее в руках, и, когда пальцы коснулись вершин, я вздрогнула, тепло разлилось внизу живота.

— Как маленькие камешки.

— Хочу попробовать их на вкус. Уже побывал между этими роскошными бедрами, но так и не коснулся твоих сосков. Надо это исправить.

Моя спина выгнулась, словно его слова были его руками, протянувшимися ко мне сквозь телефон.

— Одну руку оставь на груди, другой возьми игрушку. Включи и прижми к себе. Остальное сделаю я.

В ушах стучала кровь, пока я нащупывала прибор. Нашла кнопку, маленький огонек загорелся. Прислонила чашечку к комочку нервов, и снова дрожь пробежала по телу. Кожа уже казалась слишком чувствительной, все внутри кипело.

— Готово, — выдохнула я.

— Как чувствует себя моя девочка?

— Жаль, что тебя нет рядом. Жаль, что я… могла бы сломаться. — Последние слова не имели смысла, но он понял.

— Тебе нужна разрядка. И я помогу ее найти. Вместе. Ты и я. Должна присвоить себе свое удовольствие, каждое чувство, что испытываешь.

Эти слова упали в меня, как прекрасные бомбы. Я никогда не присваивала себе это. Всегда была от этого отстранена. Это было способом удержать кого-то, но этим «кем-то» никогда не была я.

— Я с тобой, — прошептала я.

— Умница, — похвалил он. — Теперь ту руку, что на груди, опусти вниз.

Моя ладонь послушно скользнула туда, потому что я хотела этого и потому что он попросил.

— Мокрая?

Пальцы скользнули по складкам, и мое тело вздрогнуло.

— Да.

— Вот умница. Доводит себя. Возбуждает себя. Присваивает все. Теперь перенеси немного этой влаги на клитор.

Слова, ощущения — все стало почти невыносимым. Но я позволила себе раствориться в этом.

— Сейчас включу, — предупредил он. — Мягко, как мой язык, играющий с тобой.

Игрушка ожила, соединяя вибрацию и мягкое всасывание. Из моих губ сорвался бессвязный звук, спина выгнулась.

— Нравится?

— Да, — и я не стеснялась произнести это. Не чувствовала ни стыда, ни страха. Только свободу.

— Введи два пальца в эту узкую, мокрую теплоту, Элли. Напомни мне, как это чувствуется.

Моя рука задвигалась, будто сама по себе. Скользнула внутрь, почувствовав легкое натяжение. Все тело двигалось так, словно руки Трейса направляли его в какой-то оркестровой симфонии, где разные инструменты оживали по его команде.

— Хорошо? — хрипло спросил Трейс.

— Слишком… хорошо. Я… я…

Трейс прибавил мощность игрушке, и из моей груди вырвался вскрик.

— Не кончай, — приказал он. — Держи. Держи для меня. Чтобы потом было в сто раз лучше. Чтобы мы смогли сделать это еще сильнее. Чтобы ты смогла сломаться.

Мои пальцы двигались туда-сюда, пока Трейс то убавлял, то снова прибавлял мощность игрушки. Доводил меня до края и тут же отступал.

— Пожалуйста, — умоляла я.

— Эти стоны на твоих губах… Добавь третий палец, Элли. Почувствуй, как тянет.

Мое тело подчинилось, и в этот же миг игрушка снова ожила ярче. Я заскулила, а внутренние мышцы сжались вокруг пальцев, когда первая волна захлестнула меня. Волна за волной, пока я не переступила грань.

Я не просто сломалась.

Я рассыпалась на осколки.

Сильнее, чем когда-либо прежде. Потому что, даже не находясь в комнате, он был здесь. Это был Трейс, кто впервые позволил мне отпустить все до конца. Мое тело выгибалось и изгибалось, пока он выжимал из меня все до капли, и я отпускала. Настоящая свобода. Я нашла ее с ним.

Постепенно игрушка стихла, и мои пальцы вышли наружу. В ушах звенело, грудь тяжело вздымалась.

— Как ты себя чувствуешь?

Все мое тело звенело и пело.

— Как бабочка, — выдохнула я почти неслышно.

Но Трейс все равно уловил это.

— Бабочка?

— Легкая. Лечу. Свободная.

— Люблю, когда ты находишь это, Вспышка. Люблю, когда ты отдаешь это мне.

Трейс

Официально. Я подсел на Элли Пирс. На ее смех, ее запах, ее стоны. На то, как она идеально вписалась в нашу жизнь. Это нельзя было назвать совсем уж без усилий — приходилось изрядно постараться, чтобы выкроить время только для нас двоих. Но каждый раз, когда мы оказывались вместе, или когда она была рядом и со мной, и с Кили, все это ощущалось… правильно.

Даже больше, чем правильно — по-другому. Но по-хорошему по-другому. Будто мы втроем находили в себе те части, о которых раньше и не подозревали, и все это — благодаря Элли.

Я заставил себя отвести взгляд от того хаоса, что сейчас творился на кухонном островке. Следы утреннего завтрака исчезли, уступив место приборам для волос, аксессуарам и каким-то штукам, назначение которых я даже не мог угадать. Я боялся, что моя кухня уже никогда не будет прежней. Элли заявилась к нам в половине седьмого утра с целым чемоданом на колесах. Даже прихватила одну из тех накидок, которыми в парикмахерских накрывают клиентов, — в единорогах.

Я глянул на часы и поморщился:

— Десять минут.

— Я только последние штрихи, — пообещала Элли и потянулась к пульверизатору. — Каждый единорог заслуживает немного блесток.

Я вперился в нее взглядом:

— Это… оно же потом все по кухне разлетится?

Уголки ее губ лукаво дрогнули:

— Осторожней. А то проберусь сюда и покрою блестками все твои стены.

— О-о-о, — восхищенно протянула Кили. — Это было бы тааак красиво.

— Даже не думай, Вспышка.

Элли только рассмеялась и прыснула блестками в волосы Кили. Она сделала ей забавные хвостики в тех самых вывернутых косичках, о которых я недавно узнал, собрала их в кудрявые хвосты, побрызгала временной краской, клятвенно заверив меня, что это смоется, и закрепила разноцветными заколками-единорогами и радугами. Завершила картину ободком с рогом единорога и ленточками, спускавшимися каскадом.

С театральным взмахом Элли сняла с Кили накидку:

— Готово.

Кили взвизгнула и спрыгнула со стула:

— Хочу посмотреть! — и умчалась по коридору, прежде чем я успел ее остановить.

Я повернулся к Элли:

— Спасибо. Для нее это будет событие года.

Ее взгляд потеплел:

— Я обожаю это делать. Да и сама слишком увлеклась, выбирая все эти штучки.

— Все равно спасибо, — повторил я.

— Тебе не нужно меня благодарить.

— Но я хочу.

На лице Элли мелькнула озорная улыбка, и она подошла ближе:

— Мне кажется, ты поблагодарил меня заранее еще вчера вечером.

В памяти вспыхнули ее стоны и прерывистые вдохи.

— Только не заводи меня, пока я не отвез дочь в школу.

Элли рассмеялась, и этот смех накрыл меня теплом.

— Ладно. Но для того, чтобы отвести ее в школу тебе все же кое-чего не хватает.

Я нахмурился:

— Чего именно?

Она двинулась так быстро, что я и моргнуть не успел. Рука взметнулась с пульверизатором, и в воздух полетело облако блесток.

— Вот. Теперь ты в одном стиле с Кили.

Я застыл с открытым ртом:

— Ты же не…

Она пожала плечами:

— Тебе просто нужно было немного сияния.

Я рванул к Элли и стал щекотать ее по бокам. Она визжала и извивалась в моих руках.

— Выглядишь отлично, — выдавила она сквозь смех.

— У меня сегодня встреча со всем отделом.

Элли только еще сильнее расхохоталась:

— Зато будешь настоящим украшением дня.

Я припарковался на своем месте у участка, заглушил двигатель и взял телефон из подстаканника. На экране мигало уведомление.

Коуп изменил название группы на «Не говорите маме».

Коуп: Собираюсь привезти Саттон и Луку в Спэрроу-Фоллс на выходные. Пара дней отпуска от тренировок. Будем примерно к полудню. Где вы, бездельники, прячетесь?

Он снова с головой ушел в хоккей, восстановившись после истории с бывшим Саттон и тем одноклубником. Мы почти не виделись последние пару месяцев.